– Что тебя так тяготит? – спросил он, решив повременить с игрой на скрипке. – Скажи мне, Баиюл. Не только же в празднике дело.
– Этот праздник уже давно не мой. И с этим я легко смирился. Поэтому да, не в Дне Божественной Милости дело.
Бьерн сел прямо на пол, на искусно вышитый ковёр, готовый выслушать старшего брата. Всеотец тяжело вздохнул, но глаз от звёзд не оторвал.
– Меня терзает всепоглощающее чувство вины, Бьерн.
– Тебе жаль мальчишку?
– Мне жаль каждого, кто живёт на этом свете. Как и любой родитель, я сопереживаю своим детям. И, будучи отцом всего сущего, не привык отнимать жизнь – лишь давать.
– Его породил не ты, а вселенная.
– Это неважно, ведь он уже ступил на мои земли, уже сделал первых вдох и обрёл сознание. Что я, по-твоему, за божество, если готов пойти на такое кощунство? Климин права: я нарушаю все высшие законы и иду наперекор воле вселенной.
– Но, несмотря на это, ничего не можешь с собою сделать?
– Да. И раз уж решился, то пойду до конца. Закончу начатое.
Бьерн помолчал, размышляя над услышанным, а потом, решив, что никакие слова утешения здесь не будут правильными, вновь взялся за скрипку и приставил смычок к струнам. Музыка явилась из инструмента и оттолкнулась от стен, окатив Баиюла с ног до головы, будто весенний бриз. Он прикрыл глаза от удовольствия, позволив себе хоть на мгновение отпустить гнетущие чувства.
Бьерн играл, глядя то на Баиюла, то на лицо статуи, выражающее умиротворение, и думал, как ему хотелось бы, чтобы его наконец обрёл и старший брат. Тонкие пальцы держались за смычок, водя по струнам с нежностью и осторожностью. Он не сфальшивил ни разу. Рука двигалась медленно, размеренно, с необычайной изящностью, озвучивая, казалось, то, как звучала душа самого Бьерна. Эту композицию Баиюл ещё не слышал.
– Как называется эта музыка? – спросил он, открыв глаза.
Бьерн пожал плечами, не прерываясь:
– Пока не решил. А как тебе бы хотелось её назвать?
– «Терзания божественного сердца».
– Выходит, так теперь она и будет называться, – улыбнулся Бьерн.
– Такая грустная и полная отчаяния. Будто скрипка льёт горькие слёзы. Как твоя светлая душа смогла создать такое?
В ту же секунду смычок сорвался. Рука Бьерна дрогнула, резко скользнув по струнам, от чего те будто вскрикнули от боли. Музыка прекратилась. Скрипка, обиженная грубостью, смолкла.
Баиюл обернулся и удивлённо взглянул на брата. Тот поспешил оправдаться:
– Плохо настроил её. Прости. Я сейчас продолжу.
– Не нужно. Спасибо. Ты, вероятно, устал. Тебе стоит пойти в покои.
Бьерн