– Я уже знаю…
– Знаешь?! Откуда? – перебил его Цезарев.
– Сорока на хвосте принесла, – мрачно ответил Александр, – гражданин начальник, неужели это правда?
– Да. Твои родители погибли.
– Меня отпустят на похороны? – спросил он с мольбой в голосе.
– К сожалению, администрация колонии не имеет таких полномочий, решение принимает управление.
– Они разрешат?
Цезарев замотал головой, а подполковник официально заявил:
– Управление против.
– Ну, почему?! Отпустите хотя бы на час под конвоем. Слово даю, не сбегу.
– Воробьев, тебе сказали – нет! – Резко ответил Цезарев, – это не детский сад. У тебя постановлений в деле уйма и характеристика ужасная. Кто же тебя отпустит. Ты успокойся, возьми себя в руки. Единственно, что я для тебя могу сделать, это выпустить в зону и не наказывать за эксцесс возле столовой. Пойми, не мы принимаем решение, отпустить тебя или нет.
Для Александра такое объяснение было исчерпывающим, он согласно кивнул и, заложив руки за спину, повернулся к двери.
– Прапорщик, – громко позвал Цезарев, – выпусти его.
Ужасная новость уже разнеслась по всей зоне, не оставляя равнодушными заключенных и даже администрацию колонии. Такое пережить очень тяжело, все это понимали и сочувствовали Воробьеву, но помочь ничем не могли. Александр, молча, принимал соболезнования и старался уединиться, ему сейчас меньше всего хотелось общаться с людьми, мысли о гибели мамы не давали покоя.
Придя в отряд, он поздоровался с Волковым и на его предложение уединиться в каптерке, ответил молчаливым кивком. Владимир утешал друга:
– Саш, я тебе соболезную. Только что с воли мне сообщили о трагедии.
– Кто тебе сообщил?
– Пацаны пригнали маляву.
– Случаем, это не люди Аркана? – немного язвительно спросил Воробьев.
– Нет, – соврал Волков, чтобы не травмировать дальше друга, – у меня достаточно знакомых.
– Волоха, может, первый раз в жизни я не знаю, что мне делать. Как вырваться хотя бы на час, чтобы похоронить маму… Начальник спецчасти зачитал мне отказ управления. Ну, почему вся эта поганая, мусорская система так относится к людям? У меня горе и не один из этих подонков не хочет войти в мое положение. Трусливые гады, все кивают наверх, мол, только в управе могут решить этот вопрос. Если б ты знал, как я ненавижу всю эту никчемную власть. У них только на словах звучит забота о человеке, а на самом деле – это лживые и ожиревшие от беспредела скоты, не способные к состраданию и обыкновенной человеческой помощи.
Чтобы отвлечь друга от горестных мыслей, Волков решил сменить тему разговора:
– Это я-то не знаю. Да я давно на себе прочувствовал эту власть, когда еще в детдоме находился. Ведь моя фамилия по отцу – Книс. У меня немецкие корни. В детстве я всегда ощущал на себе злобные, советские взгляды, особенно в день победы.
– А почему ты сейчас Волков?
– Когда