– А, пустяки, небольшая схватка с гибридом таракана и астролябии, не стоит вашего внимания. Адам, а где маркиз? Он был с вами.
– Насколько я могу судить, вы сами только что прогнали его… Весьма жестоко, зная, как он скучал по вас. Вон он, в кустах сирени. Вы уверены, мадам, что у вас все хорошо?..
Я хохотнула над собственной тупостью: м-да, потерянный маркиз – это собака! У пса такая кличка – Маркиз. Не Барон, не Граф, а Маркиз. Да уж, анализ и сопоставление фактов явно не самая сильная твоя сторона, мадам Варвара…
Я села на траву, глядя снизу вверх, улыбнулась поэту:
– Вы правы, Адам, я нынче явно не в себе. Но вы можете вернуть меня в прежнее расположение духа. Расскажите продолжение той истории с графиней Собаньской. Трагичная любовь, разбитые сердца, разрушенные судьбы – именно то, о чем мне нужно сейчас послушать.
Поэт печально улыбнулся, лег на траву, взял в рот соломинку и, подставив лицо жаркому солнцу, продолжил прерванный рассказ.
…После внезапного столкновения у ресторана Мицкевич зачастил в салон графини. Она была одной из ярких свецких львиц Одессы, не скрываясь от старго мужа, открыто жила с любовником де Виттом. Иван Осипович Витт был назначен руководить военными поселениями на Юге и, как агент правительства, присматривать за генерал-губернатором графом Воронцовым (у него, кстати, спустя годы, музицировал Лист). Салон Каролины Собаньской соперничал с губернаторским, для полячки было выгодно заполучить себе известного поэта. Коварная соблазнительница приблизила Мицкевича к себе настолько, что тот совсем потерял голову и написал целый сборник сонетов. Он был молод, влюбчив, импульсивен и, да, в те времена он был поэтом в самом истинном смысле этого слова. Был несдержан в высказываниях, порывист и, порою, ядовит.
Друзья наперебой твердили, что нельзя доверяться такой ненадежной особе, как Собаньская, что красавица подослана и подло следит за ним, подслушивая и докладывая правительству… но он не слушал. Он был влюблен и счастлив. Однажды предположив, что прекрасная полячка увлечена им, как-то на яхте в Черном море он потребовал более конкретных доказательств любви. Собаньская показала пальчиком на корму коробля, на которой в картинной позе курил де Витт. «Не требуйте от меня большего, я люблю и буду любить лишь его», – были ее слова. Как в тот день Мицкевич не бросился за борт, он не понимал до сих пор. Чуть позже грянуло декабрьское восстание, новый царь усилил цензуру и надзор, Мицкевич был вынужден покинуть Одессу.
– Теперь, дорогая Жорж, прошло много лет, я изменился, осел, забросил мечты о утерянной родине и больше не пишу. Но до сих пор при одном упоминании даже имени этой женщины в моей груди становится горячо… Недавно, знаете ли, в «Жюрналь де Деба» я прочитал, что Каролина приехала Париж, а два дня назад я получил от нее записку, – поэт достал