– Знаю, это больно слышать, дорогой Адам, но я полагаю, Польши, как свободной страны, уже не будет. И Фредерику давно пора смириться с этим. Конечно, восстание заставило его создать бесподобный Революционный этюд… Но, безусловно, наш поляк невероятно, просто потрясающе сглупил!
Лист хохотнул, а Адам удивленно поднял брови.
– О чем вы, графиня?
– Как о чем? О его паспорте, конечно! – воскликнула Агу и засмеялась колокольчиком.
– Конечно, Шопен прав, что яростно выступает против оккупации Польши. Но согласитесь, Адам, отказавшись от русского паспорта, наш гений поступил необдуманно. Он решил сделать красивый жест и показать себя национальным героем, хотя этим же действием сам себе отрезал путь назад. Он больше не сможет вернуться на родину, глупец!
Мицкевич вздохнул.
– Мы, поляки, излишне горячи и, порою, бываем так далеки от практичности… Мы чрезмерно страстно и безоглядно любим свою несчастную, раздираемую на части, родину.
Мари поджала губы, подняла к небу глаза… и увидела меня в окне.
– О, Жорж, дорогая! Ведь вы закончили с работой на сегодня?.. Спускайтесь! Мы ищем четвертого на партию в крокет. Присоединяйтесь и покажите месье Мицкевичу ваш отличный удар!
С не очень умным видом я почесала в затылке – м-да, крокет какой-то. В голове возникли давно забытые ассоциации с Алисой Кэролла, не больше. Кажется, вместо клюшек она использовала фламинго… Санчо, комбинируя для меня обучающие белки, такой важной игры не предусмотрел. Тупая железка. Но как же выкрутиться? Конечно, компьютер выдаст правила, но если Жорж играет виртуозно, я этого никак не изображу, тресну, но не изображу. Лишь испорчу баронессе репутацию. Ох уж эти аристократы французские – крокет им подавай! Был бы у них чемпионат по разжиганию примусов, я тут была бы первой, но, увы, примуса еще не изобрели…
Но я же у себя дома, я хозяйка – мои правила. Поэтому мы будем развлекаться немного иначе. Вы все, конечно, гении прошлого, но в некоторых моментах до супер-Варвары вам не дотянуть!
Следующие пару часов мы вчетвером соревновались в кидании «блинчиков» на пруду. Здесь я применила собственный (немалый) опыт и оказалась, безусловно, первой. Мои камешки, по двадцать раз отталкиваясь от воды, стрелами долетали до другого берега, а у соперников они жалкими лягушками подпрыгивали пару раз и глухо тонули. С хохотом и разговорами мы вновь направились к дому. Как-то получилось, что Мари увлекла Мицкевича вперед, а мы с Листом остались одни.
– Вы изменились, Жорж, помолодели. И вновь влюблены. Я это вижу, не стоит скрывать. Это не Мицкевич, хотя он и увлечен вами, это вновь Шопен. Не отпускайте его от себя, Жорж! Да, он часто бывает несносен, но вы, только вы, с вашей материнской заботой, даете ему возможность работать столь плодотворно. А работа – его жизнь, вы это знаете…
Его пронизывающий взгляд немного смутил меня.
– Благодарю вас, милый Ференц. С малышом Фредериком