В отдельной папке лежали рисунки карандашом и тушью. Очень похожий портрет Шопена, еще маленькая Соланж и подросток-Морис. Я загляделась на сынулю-Аполлона, а баронесса, оказывается, недурно рисовала…
Боясь спугнуть музу за дверью, я на цыпочках перебралась в библиотеку – пороюсь в уже готовых произведениях.
В полутемной библиотеке висели старинные картины с предками. В центре стены – огромный конный портрет знаменитого прадедушки, маршала Франции Мориса Саксонского, обвешанного с головы до ног орденами и лентами. О нем говорили, что он такой же безрассудно смелый, как и веселый. Маршал полагал, что французы побеждают только тогда, когда весело идут в наступление. Вероятно, от него пошел анекдот о том, что у истинного французского солдата в складном перочинном ножике должно быть двадцать видов штопоров для вина и один ма-аленький белый флажок. Вот это я понимаю, верная философия! Дедуля-приколист, одним словом. Похоже, Жорж в него пошла, такая же неунывающая штучка.
Я подошла к шкафам, почесала в затылке – а мадам любит почитать… Пять огромных стеллажей, заполненные книгами! Ну, а с другой стороны, что прикажете делать людям, если нет под рукой интернета? Так даже интересней – почувствовать в руке «вес» того или иного шедевра, можно даже ощутить запах кожаного переплета и жестких страниц… Но я отвлеклась.
Здесь было собрание сочинений месье Бальзака и Сен-Симона, которые повлияли на творчество Санд. А вот и Пьер Леру, он ратовал за равенство полов в любви и браке. Хм, Жорж – его явная и слишком уж рьяная последовательница. Дальше – сочинения Мюссе, кстати, и после разрыва она все еще его читает, молодец. А вот Гюго не нашла, хотя я сама его люблю, особенно «Человека, который смеется». Но, видать, такой мрачный взгляд на жизнь Жорж не поддерживает. Однозначно, сказывается прадедушкин оптимизм.
В следующих двух шкафах были издания нот и рукописи. Вот тут я задержусь подольше. Я разложила на столе стопки исписанной от руки нотной бумаги, чтобы все аккуратно показать камере в линзе. Шопен, помимо жутко страшных пятиэтажных нот, писал красивым почерком с завитушками на полях что-то по-польски, а что-то по-итальянски. Интересно, что?
Я неторопливо перелистывала страницы и понимала, что держу в руках шедевры мирового значения. В голове промелькнула мысль – а сколько можно выручить на Кристис за эти ноты? Вероятно, хватит на спокойную старость где-нибудь на островах не только мне, но и трем поколениям потомков… Эх, Варвара, размечталась.
В этом же шкафу стояли уже отпечатанные в издательстве ноты. Тут был не только Шопен, но и Лист. Кстати, а издательство то же самое, где печатается Жорж – отсюда вывод, что это она занимается пиаром и продвижением