– Без толку, – хрипло выдохнул Унтермайер. – Не справляется. Поздно.
Охваченный дрожью Фергюссон неловко, кое-как справившись с одеревеневшими пальцами, собрал оригиналы и сложил в стальной ящик.
– Похоже, я оказался не прав, – пробормотал он, поднимаясь на ноги. – Думал, поможет… но кто ж знал, что дело зашло так далеко!
Шарлотта, ошеломленная, онемевшая от потрясения, не разбирая дороги, двинулась прочь сквозь густую толпу разъяренных людей, сгрудившихся вокруг бетонного помоста. Унтермайер поспешил за ней.
– Погодите минутку, – окликнул спутников Доуз. – У меня тоже есть для него кое-что новенькое. Пусть попробует.
Фергюссон, устало поникнув головой, остановился, а Доуз, порывшись в карманах рубахи, извлек на свет сверток из старой газеты. В газете оказалась чашка – всего-навсего чашка для питья, грубо сработанная, неровная, однако Доуз со странной лукавой улыбкой присел на корточки и поставил ее перед бильтонгом.
Слегка озадаченная, Шарлотта шагнула к нему.
– А смысл? Допустим, он ее даже скопирует, и что? – сказала она, бесцеремонно толкнув неказистую деревянную поделку носком туфельки. – Такие пустяковины самому штамповать можно.
Фергюссон, вскинув голову, встретился взглядом с Доузом. Какой-то миг оба взирали один на другого. Доуз слегка улыбнулся, и Фергюссон замер, оцепенел, осененный внезапной догадкой.
– Да, так и есть, – подтвердил Доуз. – Я ее сделал сам.
Фергюссон, внутренне трепеща, схватил чашку и принялся разглядывать ее со всех сторон.
– Сделал… сам? Быть не может! Чем?! Из чего?!
– Вначале мы повалили несколько деревьев, а дальше…
С этими словами Доуз извлек из чехла на поясе нечто металлическое, тускло блеснувшее в чахлых лучах солнца.
– Вот. Только осторожнее, не порежься.
Нож оказался таким же неказистым, как чашка, – клинок грубой ковки, рукоять согнута вдвое, обмотана проволокой…
Фергюссон в изумлении вытаращил глаза.
– Скажешь, нож тоже ты сделал? Не верю. Как хочешь, не верю. Не может быть. Начало-то где? Без инструментов ножа не сделаешь, а где их взять?! Парадокс! Заколдованный круг! – истерически повысив голос, выкрикнул он.
Шарлотта, уныло вздохнув, отвела взгляд в сторону.
– Куда он годится? Им же ничего не разрежешь. Вот у меня на кухне, – с тоской добавила она, – полный набор ножей на любой вкус был. Нержавеющие, лучшая шведская сталь… а теперь от них не осталось ничего, кроме черного пепла.
С языка Фергюссона рвались миллионы