А вот стоит белая ваза с тюльпанами, какого цвета ваза? Что вы нам голову морочите, ответят мне, сами же сказали, что белая. А она… да я всего и не перечислю, что в нее впаяно: и теплый солнечный свет, и холодная собственная тень, и красные всполохи от свисающих бутонов, и зелень листьев, и даже цвет моего синего платья. Всё вместе, и всё едино. Цвета живые, они перетекают из одного в другой, отражаются и мерцают. И когда ты начинаешь это видеть, доверившись собственным глазам, а не представлениям, твоя жизнь меняется навсегда.
С Ван Гогом я познакомилась в Питере. Когда Мише было два года, мне пришлось поехать туда в командировку – выступить на конференции с приветственным словом. Я выступила, а потом сбежала на выставку Ван Гога, где и купила его письма. Две книжечки писем – брату Тео и друзьям-художникам. Я очень люблю письма. Письма – это чистый контакт, письма не врут…
– Ты что… рисуешь? – удивляется Люда, повернувшись ко мне заспанным лицом, она только что проснулась.
– Ну да, – смущенно отвечаю я.
– А что рисуешь?
– Вид из окна.
– А что там тебе лёжа-то видно? – подает голос Даша.
– Небо… Облака.
Всегда одинаково удивленные лица, всегда одни и те же вопросы. Почему если человек читает книгу, курит, просиживает жизнь в компьютерных играх, разгадывает кроссворды или утыкается в телевизор, это никого не удивляет, а вот если человек рисует… Как будто рисование относится к категории «детство» и во взрослом возрасте уголек в руке вызывает такое же недоумение, как соска во рту.
– А меня нарисуешь?
Это следующий типичный вопрос, предъявляемый рисующему человеку. Сразу хочется глубоко вдохнуть и закатить глаза. Но не в этот раз. Почему-то не в этот раз.
Все эти дни, проведенные в больнице, я смотрю на этих женщин и понимаю, что хочу их нарисовать. Взять и набросать их портреты в своем дневнике и записать рядом их истории. Как будто это зачем-то нужно. Мне нужно. Как будто важно сохранить память о них и их истории, по каждой из которых можно роман написать. У меня ведь в жизни ничего такого никогда не было. Моя жизнь не подходит для романов. Я не допускаю опасных моментов, ошибок, рискованных и конфликтных ситуаций. Все всегда идет по плану.
Я не знаю, откуда взялся этот план у меня в голове, он как будто был всегда. Поступить в университет, пока учишься – выйти замуж, устроиться на работу в международную организацию, родить первого ребенка до двадцати пяти, а второго – не позднее тридцати, и переехать в собственный дом. И у меня в жизни все идеально соответствует этому плану. Мне тридцать, у меня счастливый брак, я беременна вторым ребенком и заканчиваю ремонт в собственном доме по моему же дизайн-проекту.
А у этих женщин все по-другому. Они, как моя двоюродная сестра Валя, – не живут свою жизнь сами, а позволяют жизни жить себя. Вале – тридцать четыре, в разводе, дважды была замужем, и оба раза – из-за внезапной беременности. От каждого мужа – по ребенку, и сейчас снова беременна – от