Заботливая медсестра прижимает к лицу маску с длинным проводом:
– Дыши, девочка, дыши кислородом.
Через маску как будто ничего не поступает, но сил об этом сообщить медсестре нет. Светает. Я с тоской вспоминаю о тех нескольких вдохах предрассветной прохлады, которые успела сделать, пока Марк с водителем скорой тащили меня от подъезда до реанимобиля на нашем синем пледе. Трещали нитки, щебетали предрассветные птицы.
Бедный Мишенька. Он так и остался в своей кроватке, разбуженный среди ночи и с ужасом наблюдающий, как его маму уносят. Испуганные сонные глаза. Что он делал, когда остался совсем один? Сидел в тишине, уставившись на черную лужу на простыне? Матрас, наверное, уже пропитался…
Я всегда хотела, чтобы вторая беременность была другой. Всем об этом говорила. Интересно было почувствовать, как это – когда ребенок приходит сам. Неожиданно, а не когда ты его долго ждешь и в нетерпении высчитываешь дни, замираешь в предвкушении появления второй полоски. Но свои желания нужно формулировать четко, мироздание все слышит. Я и предположить не могла, что «другая» беременность может оказаться настолько «другой».
Когда это случилось, я сразу поняла. Накануне вечером отливали с Мишей мыло из подаренного на новый год набора. По инструкции, в каждый брусок нужно было добавлять несколько капель красителя и ароматизатора: морская свежесть, хвойный лес… Меня воротило. А потом ночью мне приснилась кареглазая девочка. Она смотрела на меня и хитро улыбалась. Как будто она была старше меня, и все уже знала. Утром я откопала на дне аптечки потертую упаковку с тестом на беременность – остался со времен планирования Мишки. Глянула срок годности – истек месяц назад, но решила все равно проверить.
Две полоски. В висках застучало. Помню, как стояла в ванной и подняв глаза, посмотрела на себя в зеркало. Смотрела и не узнавала. Пальцы ожили и стали растирать подбородок, виски, шею, губы. Внутри не было радости, совсем не было радости. Я будто испугалась и сама не могла понять причину. Ведь я всегда хотела второго ребенка, и сейчас для этого было самое удобное время: Мишке уже пять, месяц назад у нас появился загородный дом. Это была моя самая большая мечта – свой дом. Теперь нужно было сделать в нем ремонт и навести уют. У меня было на это целых девять месяцев. Подумать только, в новый дом сразу пришел новый человек. Но эти мысли не успокаивали меня. Тревога и напряжение не покидали.
В тот день я одна во всем мире знала о том, что во мне новый человек, Марк был в командировке. Я сразу попыталась быстро воссоздать в памяти все события последнего месяца – выстроить их на временной шкале, и сразу поняла, что это будет девочка, очень выносливая девочка. И мысль о девочке как будто привнесла радости в мое смятение.
И все же тест был просроченным. Сначала нужно было перепроверить. Днем я купила в аптеке новенький тест. Две ярких полоски. Беременна.
– Ну вот и приехали, – вздыхает медсестра, и машина останавливается, – Жди, сейчас вернусь.
Я стягиваю с лица ненавистную маску.
В приемном отделении темно и суетно. У стены на носилках – человек весь в крови после пьяной драки. Мне дурно от круговорота разбитых носов, смеси запахов крови, табака и перегара. Над самым ухом раздается голос медсестры:
– В гинекологии мест нет, везем тебя в роддом.
Мы возвращаемся в машину. Едем недолго – роддом оказывается на территории больницы.
В тусклом зеленоватом свете приемного отделения врачи, как сонные мухи, медленно передвигаются и задают свои стандартные вопросы. Возраст – тридцать, срок – двадцать пять недель, беременность – вторая, первые роды – в срок живым ребенком… Господи, неужели кому-то приходится отвечать «мертвым»? На учете – состою, лекарств – не принимаю. Брак – зарегистрирован, половая жизнь – с девятнадцати лет… Какое это имеет сейчас значение?
Кровотечение уже остановилось, и меня переводят в палату. Пять коек. Четыре спящих женщины, и я – у самого окна. Из локтевого сгиба торчит игла, рядом возвышается беззвучная капельница. Будто сторожит меня, чтобы не сбежала. Страшно пошевелить рукой. Одна. Одна во всем мире.
Марк подождал, пока не скроются за поворотом огни удаляющейся скорой. Опустив глаза он обнаружил в своих руках скомканный плед, сильно растянутый в углах. У Марка перед глазами снова возникла Слава, свернувшаяся калачиком и покачивающаяся на дне этого синего мешка. Такая неестественно маленькая и беззащитная, будто она сама еще ребенок. Марку захотелось курить. Странно. Курить он бросил десять лет назад – Слава не переносила запах табачного дыма. «Фантомный рефлекс», – подумал он и втянул в себя большую порцию утреннего отстоявшегося воздуха. Резко выдохнув, развернулся и пошел к подъезду – нужно было скорее возвращаться к сыну, оставшемуся одному.
Единственный лифт в доме только что вызвали на самый верхний этаж, и Марк решил, что быстрее будет подняться пешком. Он не мог просто так стоять и ждать. Ему было необходимо действовать, чтобы сохранять спокойствие и самообладание, не дать волнению