Усаживаясь, он придержал за борт куртку, не давая съехать с раненого плеча.
– Помощник начальника пулемётной команды бронепоезда «Витязь» прапорщик Садов. Ваши люди, господин капитан, по дороге стращали меня контрразведкою, если я что-то скрывать надумаю… Скрывать решительно ничего не намерен. Третьего дня мною совершён греховный поступок, за который я поплатился увечьем. Расцениваю это как знак свыше, – молодой офицер выглядел одержимым, воспалённые глаза его не мигали. – Вы интересуетесь человеком на карточке? Я так и думал, что мы напрасно не поверили ему и обошлись с ним дурно. Фамилии не вспомню, он имел осважное удостоверение…
– Давайте по системе, прапорщик, – баритон Листовского стал нежнее атласа. – Начнем с того, какого числа и где вы видели этого господина…
Порфирьич, повинуясь мановению руки капитана, с грациозностью бегемота пятился в сторону двери. Листовский весь обратился в слух.
26
В отделанном кожей, шпалерами[109] и бронзой огромном кабинете, безбожно прокуренном новыми хозяевами, решалась судьба большевика с дореволюционным партстажем. Караваев ожидал приговора под замком. С показавшим на него субъектом, при аресте назвавшимся Альтфедером, всё было ясно – контра.
Показания Альтфедера и Караваева во многом совпадали. Сношение друг с другом признавали оба. Говорили одинаково – первый посетил второго с целью починки карманных часов. Мастер, произведя ремонт, предложил клиенту вспрыснуть знакомство.
Дальше шли разногласия. По версии Караваева, он спьяну растрепал гостю, имени которого не запомнил, о своём намерении взорвать корниловский бронепоезд. Слова эти были не более чем пустой похвальбой, в происхождении которой Караваев винил треклятую водку.
Альтфедер же утверждал, будто часовщик открылся ему как член подпольной большевистской организации. Испытывая, с его слов, ненависть к деникинским бандам, Альтфедер вызвался помогать делу революции. Свою осведомлённость о готовящейся диверсии он отрицал начисто. Позиция подследственного была глупой и опровергалась показаниями путейца Дудки, на глазах которого Альтфедер кинулся навстречу белогвардейскому патрулю с возгласом: «Господа, «Витязь» взлетит на воздух!»
Секретарь губкома Василий Горб – пламенно-рыжий угрюмый кряж заскорузлыми пальцами неловко перебирал листки протоколов, измаранные чернильной каллиграфией. Татуированный якорь на тыле ладони и клочок тельняшки, выглядывавший в распахе холщовой косоворотки, говорили за морскую душу партийца.
– Караваев был у меня с затеей насчёт броневика, – вперивая взор в длинноволосого чекиста Галлямова, хрипато заговорил Горб. – Аккурат на следующий день, как мы Орёл профукали. Буровил, будто динамиту могёт добыть и шнурок бикфордов. Просил пару хлопцев в подмогу, деньжат на покупку взрывчатки.
– И чего ты, Василий Семёныч? – Галлямов зыркал насмешливо,