Штабс-капитан расправил бумагу и начал читать, щурясь в слоистом дыму. Высокий лоб его собрался морщинами.
Напечатанная типографским способом листовка называлась «Обращение к братьям крестьянам». В ней после пространного вступления аграрии уведомлялись, что вся земля, самоуправно захваченная ими после революции, должна быть возвращена законным владельцам. А так как «братья крестьяне» землицу вспахали и засеяли, из урожая этого года они обязывались отдать землевладельцам в качестве аренды треть собранного хлеба, половину трав и шестую часть корнеплодов.
– Я гумагу энту третьего дни в волости залучил. Мужикам покамест ни гу-гу, чтоб не взбулгачились допрежь. Просветите, Михал Николаич, как понимать прикажете?
Маштаков потёр щеку, отмечая: «Непременно надо побриться, пока возможность есть». Отвечать на вопросы насчёт шевронов ударного полка было несоизмеримо легче. Может, стоит разорвать прокламацию, подписанную именем Особого совещания при главкоме? С беззаботным смешком заявить, мол, филькина грамота, ересь и провокация? Или отговориться незнанием предмета?
Во время недавнего нахождения штабс-капитана на излечении аграрная политика Доброволии в палате обсуждалась бурно. Дискуссия по поводу законов «О сборе урожая» и «О посевах» едва не увенчалась рукопашной. Меньшая часть офицеров считала эти институции неоправданной уступкой черни, легализующей самозахваты земли. Законоположения де предоставили захватчикам право пользования наделами, декларировали обеспечение их интересов при сборе урожая. Большинство, в рядах которого находился Маштаков, было убеждено: законы – пудовый камень на шею воюющей армии. Вместо того чтобы заручиться столь необходимой поддержкой крестьянства, правители, не взяв Москвы, провозгласили, что земля будет возвращена помещикам, а хлеборобам пообещали подачку в виде части урожая, и то на первый год.
Заполняя тягучую паузу, штабс-капитан от окурка поджёг новую папироску.
Староста ещё не ведал о хлебной повинности, введённой генералом Деникиным в подконтрольных ему губерниях. С каждой десятины крестьянин должен поставить пять пудов зерна. Поставки обеспечивались даже не бумажными деньгами, а квитанциями.
– Кто-то потребовал возмещение, Пров Зиновьевич?
– Да нет, барин наш покуда не объявлялся. В Замостье вот трясут мужика.
Правдоискатель Маштаков по дороге из госпиталя угодил в историю, связанную с затронутым вопросом. В Малоархангельском уезде на пару с молодым комбатом второго Корниловского полка Померанцевым вступились они за крестьян. Деревенька носила прозаическое название Мокрецы. Там вернулся из небытия помещик, объявивший обществу, что урожай принадлежит ему. Оплачивать труд селян он не отказывался, но предупредил – при расчёте примет к сведению самовольную эксплуатацию скота и сельхозтехники. Крестьяне от новостей, предрекавших голод, понятное дело, оторопели.
Случайно узнавшие о конфликте