В вечерних сумерках латышские стрелки, прочёсывая станцию Орёл, обнаружили запертым в пакгаузе молодого мужчину в рваном драповом пальто. Зуб на зуб у него не попадал, лицо было перепачкано сажей, в курчавые волосы набилась пакля и соломенная стружка.
– Выххоти, тофарищ! – распахнув дверь, возвестил сухопарый стрелок с винтовкой, повешенной на плечо прикладом вверх. – Беллобантит бешал!
Веня Брошкин, заслышав прибалтийский акцент, шмыгнул носом и сделал опасливый шаг вперёд, на ходу придумывая себе легенду. С учётом складывающейся ситуации офицеров бронепоезда, отобравших у него документы, можно было только благодарить.
17
Рабочий день в кабинетах ОСВАГа начинался с читки свежей прессы. Нынче главной новостью стало оставление Орла. Оседлав пенсне пористый нос и вооружившись карандашом, начальник агитчасти Татев с дотошностью корректора проштудировал передовицы всех газет, издававшихся в Харькове. «Новая Россия», «Южный край» и «Полдень» в один голос называли случившееся тактическим ходом, заверяя, что днями status quo[74] будет восстановлен. Напористый стиль изложения должен был поднять дух читателя-обывателя. Но не столь взыскательного, как Татев.
«Ну-с, уважаемый профессор[75], отход произведён в целях выравнивания линии фронта? – кроша синий грифель, Татев выставил на полях жирную «птицу». – Но абзацем ниже вы именуете Орёл трамплином, с которого будет совершен могучий прыжок к Москве. Что сие – фигура речи или неряшливость, непозволительная для жреца точных наук?»
Крякнула дверь, и в щель просунулась испитая мордочка заведующего культурно-просветительной частью Пухальского. Вечно торопящегося, а потому никуда не успевающего.
– Смею напомнить о грядущем совещании начальников пунктов и подпунктов отделения, – Пухальский имел неприятную привычку облизываться. – Вам выступать с отчетом…
Татев сощурился сквозь круглые дымчатые стекла. Ему было ведомо противоядие против этого назойливого субъекта.
– Когда деньги вернёте, милейший?
– Фёдор Васильич, голубчик, помилосердствуйте. Запил, горькую запил комедиант… Дайте срок, выходится, всё до последней копеечки из него вытряхну!
– Дверь прикройте, – Татев зашелестел развёрнутой газетой. – Сквозняк-с!
Голова заведующего культпросветом облизнула красные губы и исчезла.
О долге Фёдор Васильевич помянул безо всякой надежды на возращение. Собственно, его в недостаче никто и не винил. Он лишь породил красивую идею, опошлили её на стадии реализации другие.
По оригинальному замыслу начальника агитчасти белый рыцарь на белом коне под развевающимся знаменем должен был объезжать дозором улицы Харькова и собирать пожертвования на нужды лазарета имени генерала Шкуро.
Пройдоха Пухальский пролоббировал на роль всадника