– Я? – старший офицер выпятил губы мясистой трубочкой, раздумчиво пожевал. – Допустим. Что дальше?
– По всем приметам забыли мы его.
– Кучерявенький, говоришь, был «осважник»? – подполковник насмешливо прищурил глаз.
– Так точно.
– Значит, отбрешется. Кучерявенькие они страсть как изворотливы. Ах, ты, в бога, в душу, в кузину-модистку, что за привычка, прапорщик, под руку говорить! – Решетов расстроенно взирал на демона Троцкого, которому, отвлекшись, отрезал когтистую лапу.
Садов выложил на стол имущество, изъятое у сотрудника ОС-ВАГа.
– Брошкин Вениамин Александрович, – вслух прочёл в удостоверении, пригладил вихор на затылке.
Ещё наличествовали: «жилеточный» браунинг, дешёвый брегет в стальном корпусе и потёртый бумажник.
– Как теперь его вещами распорядиться?
Старший офицер дотянулся до портмоне, ловко разломил его и выгреб пачечку «колокольчиков».
– Будем считать это добровольным взносом на нужды армии, – изрёк, отправляя казначейские билеты в карман своих тёмно-синих галифе сукна фабрики Штиглица[62].
Браунинг прапорщик оставил себе, а часы отдал старшему фейерверкеру[63] бородачу Куликову.
Бронеплощадка с лязгом резко дернулась. Тяжёлый состав с натужным скрипом тормозил на спуске. Под потолком в зарешеченных плафонах испуганно заморгал свет.
– Что, опять не слава богу? – Садов приник к амбразуре.
В утробистом тулове Решетова, с сожалением разглядывавшего загубленную картинку, на минуту встал «аршин» бурбона-кадровика.
– Господин прапорщик, что по уставу до́лжно предпринять при внезапной остановке бронепоезда, идущего впереди?
– Во избежание столкновения следует выставить заградительные сигналы, господин полковник.
– Какого же р-рожна медлите?! – рокот в басе старшего офицера нарастал.
Прапорщик сдёрнул с крючка фонарь-«молнию», метнулся к задраенной двери.
Тем временем Решетов сдулся, вновь обернувшись добряком Пал Палычем.
– Ладно, Рома, брось выслуживаться. Не перед кем. Давай-ка лучше, пока не трясёт, метнём банчишко, – в руках старшего офицера появилась затёртая колода карт. – Ставь свою бельгийскую «мухобойку» супротив… Сколько тут у господина «осважника» наличности водилось? Пять, шесть, семь… Нет, семь многовато будет. Супротив пяти сотен «колоколами»…
15
На бывшем конезаводе помещика Ребиндера жизнь бурлила гейзером. Формирование сводно-кавалерийского полка велось ускоренными темпами.
Внутренний распорядок части копировал довоенный. В шесть утра трубили подъём, час давался на уборку. С семи до семи тридцати – утренний осмотр и чай. В восемь начинались занятия. Обед был в полдень. После двухчасового отдыха возобновлялась учёба. В восемнадцать ноль-ноль – ужин, затем – перекличка, заря и общая молитва. В половине десятого вечера