Кое-кто ехал не в общих вагонах, отведённых для личного состава, а вместе со своим имуществом: повара – вместе с кухнями, кладовщики – вместе со складами, аптечные работники – со своими медикаментами, ездовые – с лошадьми, а шофёры – в санитарных машинах, закреплённых на платформах. После благоустройства помещений все забрались на свои нары и ждали отправки эшелона.
Оставался час до его отхода, когда на станцию подъехала «эмка», из которой вышел начсанарм Скляров, разыскал Бориса, тепло попрощался с ним и добавил, что он вместе с командованием армии надеется, что госпиталь Алёшкина заслужит такую же добрую славу на новом фронте, какую заслужил в 8-й армии.
Наконец, после свистка кондуктора, эшелон № 1247, в котором следовал полевой двадцать седьмой госпиталь, тронулся в путь.
Комендантом эшелона, обязанным обеспечивать организацию караульной службы, Алёшкин назначил начальника канцелярии Добина, который организовал охрану эшелона во время остановок, выставляя часовых. Сам Борис считался начальником эшелона, а Захаров его заместителем. На остановках они связывались с военным комендантом станции, выясняли следующий пункт назначения и время отправления, а Павловский в это время запасался газетами, политическими новостями, которыми потом делился со своими помощницами – секретарями партийной и комсомольской ячеек и поручал им провести соответствующие беседы во всех вагонах.
Конечно, несколько раз в сутки в каждой теплушке бывал и Алёшкин, проверяя, как ведут себя его подчинённые, и организуя с ними занятия по специальным медицинским дисциплинам.
Вечерами в офицерском вагоне зажигали «гитлеровские» свечи, дававшие слабый свет. Это были трофеи, захваченных в Таллине, они представляли собой картонную чашечку диаметром 6–8 см и фитиль в пару сантиметров. Чашечка была заполнена какой-то массой, похожей на стеарин. Такой свечки хватало на 3–4 часа. Если горели сразу две, то при них можно было даже читать.
Уже на вторые сутки после отъезда из Раквере Борис и его командиры стали определять свой путь. Специальных карт у них, конечно, не было, пользовались имевшейся у Добина ученической картой Европейской части СССР, изданной ещё до войны. К сожалению, на ней Прибалтийские республики и Польша были изображены весьма схематично, без обозначения каких-либо населённых пунктов, кроме Таллина, Риги и Варшавы. Да и масштаб её был таким, что расстояние от Ленинграда до Москвы составляло всего семь сантиметров. Конечно, никакого Белостока на этой карте не обозначили, но предполагалось, что этот город находится где-то