В гостиной, на диване, сидела Анна и Альбина Антонова.
– Где вы были, Александр Николаевич? – спокойно спросила теща, все еще удерживая в объятьях затихшую, настороженную дочь.
– В опере, – ответил он. – Но это было в начале вечера. Потом… – легкая заминка, словно для того, чтобы воскресить недавнее воспоминание, – …потом был ресторан, и…
– Ты с этой тварью бл… довал?! – дрожащим от ярости голосом спросил Прокофий из фойе, не решаясь, почему-то, подняться наверх.
– Это случилось спонтанно, – сказал Арцыбашев.
Анна задрожала.
– Как вам не стыдно, Александр Николаевич? – с упреком бросила Альбина.
– Я не люблю вашу дочь. Слышишь, Анна? Я не люблю тебя, – Арцыбашев пошел в кабинет. Зазвенела рюмка – доктор наливал коньяк.
– Я снял номер в отеле, – громко заговорил он. – Поживу там с недельку, пока ты, Анна, не остынешь. А ведь я просил приготовиться к серьезному разговору. Ладно, дам еще время…
Снова звякнула посуда. Доктор пошел к спальне:
– Ника спит?
– Она тебя не касается! – крикнула жена. Женщина рванулась было вперед, но мать удержала ее. – Она тебя не касается, слышишь!
– Она моя дочь, Анна, – напомнил Арцыбашев. – И многое из того, что я делаю, касается ее.
– Подожди… – зашептала ей Альбина. – Он, кажется, спокоен…
– Спокоен, как же! – Прокофий тяжело поднялся в гостиную, сжал кулаки. Но вернуться в конфликт не спешил.
Арцыбашев дошел до детской и отворил дверь.
– Тс-с-с!.. – старуха Варвара, нянчившая когда-то его самого, выскочила из боковой спаленки, прижала костлявый палец к своим сушеным губам.
– Спит?.. – шепотом спросил доктор.
– Уложила кое-как. Она за день такого понаслышалась… Она уже многое понимает, а мне трудно объяснять…
– Я сам объясню, если нужно, – Арцыбашев зашел в детскую, озаренную темно-зеленым светом ночника.
Вероника, его единственный ребенок, спит в дальнем углу. Длинные светлые волосы разметались по подушке и одеялу. Доктор, осторожно усевшись в изголовье, собрал пряди воедино.
– Папа?.. – сонно спросила девочка, приподняв голову.
– Я, милая моя.
– Мама все еще плачет?..
– Плачет, милая моя.
– Из-за какой-то балерины?..
– Да… – Арцыбашев отстегнул от жилетки цепочку золотых часов и положил их рядом с девочкой. – Возьми, будешь отмерять время.
– Ты уезжаешь?
– Да, милая моя. Ненадолго.
Ника приподнялась. Серые, как у Арцыбашева, глаза, пытливо посмотрели ему в лицо:
– Почему вы постоянно ругаетесь?
Доктор виновато улыбнулся:
– Мы уже давно не любим друг друга, вот в чем дело. Но к тебе это не относится, ты же знаешь?
Дочь понимающе кивнула. Арцыбашев быстро поцеловал ее в носик:
– Спи.