– Анна… Ваша жена постоянно звала дочь и… клялась убить вас, если увидит. Так что мы дали успокоительное, прежде чем начать сеанс лечения…
– Ну и? Что дальше? – нетерпеливо нажимал Арцыбашев.
– Вчера у нее должна была пройти первая беседа. Но что-то пошло не так и… ваша жена мертва.
– Как – мертва?
– Повесилась на простынях в палате. Вы же знаете – мы селим наших пациентов в хороших комнатах, тщательно присматриваем за ними…
– Меня не волнуют эти подробности, – перебил Арцыбашев. – Анна мертва? То есть, вы, несмотря на весь свой тщательный присмотр, позволили ей убить себя?
– Александр Николаевич, боюсь, что вы немного неверно понимаете…
– Это вы не понимаете. Вам отдали психически нездоровую женщину, обвиняемую в убийстве – под расписку, со всеми официальными бумагами, заверенными всеми руководящими полицейскими чинами Петербурга, и она вдруг вешается? Не перебивай меня! – повысив голос, Арцыбашев заговорил быстрее: – Спасибо, что сообщаете об этом – сейчас я позвоню полицмейстеру, а потом генерал-прокурору, и мы устроим вам такую проверку, что от вашей клиники не останется даже воспоминаний!
Он бросил трубку, достал из стола запечатанный коньяк и стакан.
К двенадцати часам в квартире Арцыбашевых зазвонил телефон. Трубку взял управляющий.
– Сейчас подойдет, Александр Николаевич, – сказал он и пошел в гостиную-салон, где Ника, под присмотром бабушки и новой учительницы, разучивала Бетховена.
– Софья Петровна, Александр Николаевич просит к телефону.
Женщина кивнула внучке – «сейчас вернусь, не останавливайтесь», пошла за управляющим.
– Мама… – прошептал страшно глухой голос Арцыбашева. – Ты слышишь?..
– Да, Саша. Что случи…
– Слушай внимательно, мама. Анна повесилась. Я позвонил и обговорил детали – завтра ее привезут. Никому ни слова, особенно Нике. Понятно?
– Саша, ты хочешь, чтобы твоя дочь…
– Не вздумай ей говорить! Никому не говори. С отцом Анны я сам разберусь, а ты молчи…
Связь оборвалась. Женщина вернулась в гостиную и, как ни в чем не бывало, но с изрядно помрачневшим лицом, продолжила наблюдать за уроком Ники.
9
День, начавшийся так отвратительно, пока не собирался заканчиваться.
У Арцыбашева снова зазвонил телефон. В этот раз – приемная:
– Александр Николаевич, приехал Афанасий Захарович Дугин. Орет матом и требует, чтобы ему срочно оказали помощь.
– Уже иду, – доктор положил трубку, спрятал запечатанный коньяк и стакан.
Дугин – здоровый, непомерно тяжелый и грузный волжский мужик с красным рябым лицом, заросшим густой рыжей бородой, лежал на каталке и выл от боли. Рядом с ним стояла худая заплаканная женщина в нарядном платье.
– Почему он в фойе?! Всех пациентов распугать хотите?! Его с третьего этажа слышно! – Арцыбашев в белом халате ворвался,