Словене-ополченцы, как всегда, смотрели на князя с неким мистическим страхом: по их представлениям в момент большой ярости допускалось убивать кого и как угодно, но, остынув, тем более на следующий день лишать человека жизни, особенно невинного, являлось тяжким грехом. Но князь был сама безмятежность: воеводы за это голосовали, я пообещал наказывать только наполовину – чего еще вы от меня хотите?
И вместо князя затаенный гнев ратников обрушился на отпущеных на свободу двойных везунчиков. В тот же вечер игроку-луру в проулках между юртами перерезали горло, а напуганный этим игрок-словенин вместе с напарником на следующий день попросились у Дарника на самую дальнюю сторожевую вежу, куда тут же и убыли.
– Теперь ни хазары, ни луры, ни ромеи, ни тервиги ни за что не согласятся, чтобы у них были напарники-побратимы, – мрачно предрек Корней.
Рыбья Кровь и сам понимал, что перегнул палку, но это только еще сильней злило его. Ведь, случись такое во время похода, никто бы и не пикнул. Значит, если хотите считать себя воинами, то и терпите воинскую суровость, а хотите милосердия, то признавайте себя простыми мирянами, которые не ведают, что такое ратный закон.
Наверно, объясни он все это хотя бы Ближнему или Воеводскому Кругу, и кривотолков в Дарполе удалось бы избежать. Но тут подошла пора забирать из Хемода Милиду с ее тервижками, и князь на время отвлекся от текущих дел.
Если неделю назад женщин к аборикам отвозили на двуколках, то теперь их заменили сани, и по легкому снежку катить на них было любо-дорого.
Подъемный мост был уже опущен и на берег аборики выносили клетки с гусями и утками, корзины и мешки. Едва Дарник с Янаром и мужьями других тервижек выбрались из саней, как из ворот показались Милида и жена Янара Квино с младенцами, а за ними еще четыре тервижки в сопровождении нескольких разодетых хемодских женщин. Вынесенные клетки и корзины оказались подарками, которые едва поместились на сани, почти не оставив места для воссоединившихся семейных пар. Гостьи тепло попрощались с хозяевами, и санный поезд тронулся в сторону Дарполя.
– Все было очень хорошо, – щебетала Милида, ласкаясь щекой о полушубок Дарника. – Вот попробуй, – она протянула ему маленький мешочек. В нем находились продолговатые липкие фрукты. – Это финики.
Дарник попробовал – было действительно очень вкусно.
– Там у них и сады, и виноград, – продолжала жена, уже почти не делая ошибок в словенской речи. – Они готовы у нас покупать и колбасы, и солонину, и копчености.
– Моя ты торговка! – посмеивался Рыбья Кровь, держа в руках сверток с Альдариком. Тот не спал, серьезно разглядывая круглыми серыми глазенками отца.
– Смотри, что еще мне подарили! – Милида распахнула повязанный на шее пуховый платок, чтобы показать золотое ажурное ожерелье с полудюжиной самоцветов.
Дарнику стало неловко: с тервижками они посылали