Жизнь – это жертва и кровь, ну что ж,
И не с этим сдюжит орлиный глаз.
А поживе в утеху – хилая ложь:
Timor Mortis – вот что бессилит нас.
Но Ногатые Звери только в Хватку и верят,
Ибо плоть нечиста, а нога сильна.
Слава сильному лорду, одинокому, гордому:
Timor Mortis – вот что возносит нас.
Нерадивым – стыд, а бессильным – беда,
Смерть трусливцу, не знающему, где присесть.
Но для клюва и когтя крови хватит всегда:
Timor Mortis – это мы сами и есть!
– Отменно, – сказала сапсаниха. – Капитан Балан, по-моему, вы немного съехали с верхнего «до». А теперь, кандидат, отправляйтесь и простойте вблизи отгородки Полковника Простака, пока мы не прозвоним в наши колокольчики трижды. По третьему звонку можете двигаться с какой вам угодно скоростью.
– Очень хорошо, мадам, – сказал Варт, от негодования утративший всякий страх. Он легко взмахнул крыльями и уселся на самый краешек отгороженного насеста вблизи проволочной сети, за которой сидел Простак.
– Мальчик! – нездешним голосом крикнул Полковник. – Не приближайся ко мне, не надо. Увы, не искушайте злого духа проклятьем, тяготеющим над ним.
– Я не боюсь вас, сэр, – сказал Варт. – Не изводите себя, ибо ни с одним из нас никакого вреда не случится.
– Ничего себе, никакого вреда! О, уходи, пока еще не поздно. Во мне пробуждается извечное вожделение.
– Не бойтесь, сэр. Им и звонить-то только три раза.
При этих словах рыцари опустили поджатые ноги и торжественно ими тряхнули. Первый сладостный перезвон заполнил кречатню.
– Мадам, мадам! – вскричал терзаемый мукой Полковник. – Имейте жалость, имейте жалость к слабой плоти существа, над коим тяготеет проклятие. По ком звонит колокол, мадам? Мне долго не продержаться.
– Мужайтесь, сэр, – мягко сказал Варт.
– Мужайтесь, сэр! Увы! Тому назад две ночи, как в полночь самую, в проулке, что юлит за церковью Святого Марка, я дюка повстречал: нес на плече он человечью ногу и выл, да жутко, страсть!
– Пустое, сэр, – сказал Варт.
– Какое там «пустое»! Говорит, я волк, говорит, всей-то и разницы, что у волка шкура наружу, а у меня, говорит, вовнутрь. Давай раздери мою плоть и проверь. Мол, так вот просто сводит все концы удар кинжала!
Колокольчики прозвонили вторично.
Сердце Варта начало колотиться, а Полковник тем временем подползал к нему по насесту. Топ, топ, – он подвигался, на каждом шагу судорожно вцепляясь в древесину. Его несчастные, безумные, с остановившейся мыслью глаза сверкали в свете луны, сияли среди докучливой тьмы его угрюмого чела. В нем не было ни жестокости, ни недостойной страсти. Он сам был от Варта в ужасе, он не торжествовал над ним, в убийстве был его долг.
– Что ж, будь конец всему концом, – шептал Полковник, – все кончить могли б мы разом. Ну кто