– Табаку…
Человек десять, сидевших за передними партами, полезли в карманы, и на столе выросла горка табака. Человек десять зашуршали газетами, и стол покрылся кусками бумаги. Человек десять зачиркали самодельными зажигалками, и комната наполнилась сладковатым запахом жженого трута. Лукайя дрожащими руками свернул толстую, с палец, цигарку, раскурил ее, глубоко затянулся. Лоб его покрылся испариной. Класс молчал.
– Я… Что я… – начал Лукайя. – Для меня война давно уже кончилась… Будь у Бога справедливость, я сейчас должен гнить в могиле… Но не берет Бог мою душу… Что ж, подожду… Накладывать на себя рук не стану… Всю свою кровь обращу в пот, все свои слезы обращу в кровь – найдут они путь к костям моего мальчика… Так и буду жить, пока не свернем шею Гитлеру… Или я, или он… Вместе нам нет места на земле… Вот и весь мой сказ.
Собрание молчало. Лукайя сел и закрыл лицо руками.
– Пиши, Зосим! – встала вдруг бригадир Ксеня.
Зосим вопросительно взглянул на председателя.
– Пиши, говорю! – повторила Ксеня.
Председатель кивнул головой.
– Пиши! – продолжала Ксеня. – Пусть померкнет свет в глазах того, кто без причины уйдет с работы! Пусть отсохнет у него рука и поразит его пуля в сердце!
– Ну и ну… – протянул Алпес Соселия.
– Вот тебе и ну! Кстати, говорю я это к твоему сведению! – огрызнулась Ксеня.
– А что я! Работаю как вол, видят все! Мычать мне, что ли?
– Да, должен мычать!
– Записать это? – спросил Зосим.
– Послушайте, люди, чем сыпать здесь проклятиями, вы бы лучше поинтересовались, кто выдаивает наших коз! – вскочил Эдемика Горделадзе.
Я и Хатия похолодели.
– Я в Ксениных понуканиях не нуждаюсь, – продолжал Эдемика, – работаю на совесть! А тех, кто не работает, нет и на собрании!
– Об этом-то и речь! Это нас и интересует: где они? – встал Кишварди.
– Меня интересует, кто ворует наше молоко! – крикнул Эдемика.
– Правильно! – поддержали его Мака, Мина, Машико, Васаси и другие.
Народ заволновался, зашумел. Зосим вовсю стучал карандашом по колокольчику, но его никто не слушал.
– Да тише вы! – крикнул Кишварди. – Эдемика Горделадзе, о каких козах идет речь? Говори ясно!
– Я скажу про свою!
– И про мою скажи! – попросила Мина.
– Пусть каждый заботится о своей козе! – бросил кто-то реплику.
– Правильно! Слово предоставляется козе… то есть Эдемике! Выходи, Эдемика!
– Я скажу с места!
– Ну, начинай!
– Не знаю даже, с чего начать…
– С хвоста, Эдемика!
Эдемика почесал в затылке, потом посмотрел на меня. Я не выдержал его взгляда, потупился. Эдемика покачал головой: дескать, попляшешь ты у меня, – и глубокомысленно изрек:
– Соседи! Коза – это вам не корова!
– А ты почем знаешь? – спросил недоверчиво Бежана.
В