Охваченный страшным предчувствием, Илико выронил мешок и, сразу обессилев, опустился на землю. Я стремглав помчался ко двору Машико, подбежал к плетню – застыл от ужаса: у самой калитки лежала и жалобно похрюкивала похудевшая до неузнаваемости Серапиона. Тут же валялось двенадцать крохотных поросячьих трупов!
– Что случилось, Машико? – с трудом выговорил я.
– Несчастье, несчастье, Зурикела. Вот тут через дыру в заборе пролезла – и пожалуйста… Сколько раз я предупреждала его: приглядывай, старый черт, за свиньей, не позволяй ей лазить куда вздумается! Не послушался, окаянный!.. Теперь пусть локти кусает!
Собрались соседи – пострадавшие, сочувствующие и просто любопытные. Последним во двор пришел Илико. Побледневший, осунувшийся, он долго смотрел на Серапиону, потом снял шапку, в сердцах швырнул ее на землю и сказал:
– Где твоя справедливость, Господи?! Совести у тебя нет! Что мне теперь делать?
– Крепись, Илико! – раздались ободряющие голоса. – Ничего ведь страшного не случилось: свинья жива, и все будет в порядке! При ее-то темпераменте!..
– А как быть с кредиторами? – сокрушался Илико.
– Обойдется как-нибудь…
– Соседи, люди добрые, согласны ждать до следующего опороса? – обратился Илико к кредиторам.
Наступило неловкое молчание.
– Ну как, подождем? – спросил кто-то.
– А что ты с ним поделаешь? Не отбирать же у него теперь кукурузу! Да и черта с два он ее отдаст!
Кругом захохотали. Даже Илико улыбнулся. Инцидент близился к благополучному концу. Но тут неожиданно в толпу ворвался разъяренный Серапион Сепертеладзе.
– Эй ты, черт одноглазый, – набросился он на Илико, – последний раз предупреждаю: или перемени имя своей проклятой свинье, или я за себя не ручаюсь! При свидетелях заявляю!
– Ты что, пьян или белены объелся! Чего орешь?! – огрызнулся Илико.
– Он еще спрашивает! Половина села собралась у моего дома, – слышали, говорят, Серапион разрешился поросятами! Бабы к жене лезут с соболезнованиями!.. А он еще спрашивает!.. Убью обоих – и тебя, и твою паршивую свинью!..
Толпа покатывалась со смеху, и вместе со всеми хохотал Илико. Вырывавшегося из рук Серапиона насилу отвели домой.
– А поросята-то оказались самками… Все двенадцать… – проговорил Илико и искоса поглядел на Кучулию Цинцадзе.
Соседи понемногу разошлись. Остались только я, Илларион, Илико и Серапиона.
– Погубила она меня, – сказал Илико.
– Пойдем-ка домой, – сказал Илларион.
– Пойдем, Илико! – сказал я.
В ту ночь мы справили поминки по безвременно погибшим поросятам…
Аттестат зрелости
Шло время. Дни, не похожие друг на друга, как испеченные в золе бабушкины лепешки, сменялись днями. И каждый новый день приносил новую радость. Отцы, мужья, сыновья, братья возвращались