– Вы будете иметь это наслаждение, любезный Арамис, потому что одна из них ваша.
– Возможно ли? которая же?
– Та, которая вам больше нравится, для меня все равно.
– А богатая попона, которая на ней, также моя?
– Разумеется.
– Вы смеетесь надо мной, д’Артаньян?
– Я перестал смеяться с тех пор, как вы оставили свою латынь.
– Так эти золотые чушки, бархатный чепрак, седло, блестящее серебром, все это мое?
– Все ваше, точно так же, как другая лошадь моя, а третья Атоса.
– Ба, да это превосходный подарок.
– Очень рад, что он вам нравится.
– Без сомнения вы получили его от короля?
– Уж разумеется не от кардинала; но не беспокойтесь об этом, а знайте только, что одна из них ваша.
– Так я возьму ту, которую держит под уздцы рыжий конюх.
– И прекрасно.
– Это заставляет меня совершенно забыть о своей болезни, весело сказал Арамис; я поеду теперь, хоть бы у меня было тридцать пуль в теле. Да, клянусь вам, чудные лошади, Эй, Базен, иди сюда проворнее!
Опечаленный Базен молча вошел в комнату и остановился у порога.
– Наточи мою шпагу, поправь шляпу, вычисти плащ и заряди мне пистолеты! сказал Арамис.
– Последнее не нужно, прервал д’Артаньян, – вы найдете в седле заряженные пистолеты.
Базен тяжело вздохнул.
– Успокойтесь, господин Базен, сказал д’Артаньян, – спасти душу можно во всяком состоянии.
– Господин мой был уже таким прекрасным богословом, сказал Базен чуть не со слезами, – он сделался бы со временем епископом, а может быть, и кардиналом.
– Но подумай сам, к чему служит в наше время духовное звание? этим не избежишь войны. Разве ты не видишь, что сам кардинал выступил в поход с шлемом на голове и мечем в руке; а Ногаре де-ла-Валетт? Он тоже кардинал, а спроси-ка у его слуги сколько раз он щипал для него корпию?
– К несчастию, это правда, сказал со вздохом Базен; – все на свете перевернулось вверх ногами.
Между тем молодые люди спустились по лестнице; бедный слуга шел за ними.
– Подержи стремя, Базен, сказал Арамис и с обычной ловкостью и грацией проворно вскочил в седло; но после нескольких скачков благородного животного почувствовал такую невыносимую боль, что побледнел и зашатался. Д’Артаньян, предвидевший этот случай, не терял его из виду, и как только заметил перемену на лице Арамиса, подбежал к нему, снял его с лошади и отвел в комнату.
– Любезный Арамис, сказал он, позаботьтесь о своем лечении, я поеду один проведать Атоса.
– У вас железная натура, д’Артаньян!
– Нет, только счастливая; но что вы будете делать в ожидании меня? перебирать четки, а?
Арамис улыбнулся.
– Я буду сочинять стихи, сказал он.
– Да, стихи, раздушенные, вроде записочки горничной госпожи де-Шеврёз. Поучите Базена просодии; это его несколько