– Точно! Сегодня я – с поросенком!
– Где вы раздобыли поросенка? – изумляется Луначарский.
– О-о, это поросенок-самоубийца!
– Какой кошмар! – всплескивает руками Олечка.
Но Маяковский объясняет, что никакого кошмара нет. Просто Лиля Юрьевна решила купить и выкормить его, чтобы потом сделать массу вкусных вещей для Володи и Оси. Но и Маяковский, и Брики привязались к нему, как к родному. Он радовал их чрезвычайной живостью своего пятачка. Однако, видимо, поросенок был меланхоликом, потому что сие трепетное животное вскарабкалось на подоконник и, сочтя открывшийся ему мир недостаточно возвышенным, сигануло вниз. Разумеется, Лиля Юрьевна есть его при таком раскладе отказалась и велела унести из дома.
Закончив это пространное объяснение, Маяковский разворачивает сверток. И взорам вечно голодных творцов предстает поросенок с поджаристой корочкой. Гости без раздумий набрасываются на угощение, и буквально через несколько минут на месте поросенка остается только пустое блюдо.
Хозяйка разносит морковный чай в стаканах с подстаканниками гостям, которые, насытившись, разбрелись по комнате отдельными группками.
Лёдя с Олечкой беседуют на диване.
– Вот так, без вещей, без денег я и повстречал Гутмана. Ну а дальше… Нет, лучше рассказывайте вы – что, как?
– Ну, что-как… Конечно, я мечтала о классическом балете, но это невозможно. Пришлось идти в варьете…
Лёдя кивает на Маяковского:
– И там вы с ним и познакомились?
– Нет-нет, в варьете я познакомилась с Шурой… Ну, вы ее тоже знаете…
Лёдя одобрительно улыбается:
– Молодцы, одесситочки! Все-таки пробились!
Олечка тоже улыбается:
– А как же! У Шуры с Владимиром Владимировичем роман… Только они его скрывают!
– Ага, скрывают, причем очень успешно…
Лёдя кивает на Маяковского, который, преклонив одно колено перед девушкой Шурой, что-то любовно рокочет ей на ухо, взмахивая рукой, словно рубит свою знаменитую стихотворную «лесенку».
– Это не наше дело, – говорит Олечка. – Главное, Шура уговорила меня пойти в гости, и вот мы встретились…
К Лёде подсаживается Мейерхольд:
– Пардон, если помешаю, но я вспомнил! Я видел вас в ТЕРЕВСАТе. Вы любопытно совмещаете юмор и трагизм. А за англичанина я не в обиде… Хотите, поставлю с вами программу цирка? Представьте: красный бархат барьера, золотой песок арены и вы – клоун в рыжем парике, но с белой трагической маской!
Их беседу прерывает Гутман:
– Ну что, сэр? Мы собираемся на хоум…
Лёдя явно не хочется расставаться с Олечкой:
– А можно… я приду попозже?
– Конечно, можно, – быстро оценивает ситуацию жена Гутмана. – Пойдем, Давид, пойдем…
Гутманы уходят. А в комнате разгорается веселье. Луначарский бренчит на рояле канканчик. Лёдя приглашает на танец Олечку. Маяковский отплясывает с Шурой. Мейерхольд барабанит ритм ладонями по столу.
Но с гораздо большей силой кто-то барабанит в дверь и кричит:
– Кончай базар, интеллигенция!