– Нет, это вы актер – как вы натурально глаза закатывали, как орали! – Она, наоборот, пародирует мужской голос: – Пор-рублю! Зар-режу!
Лёдя протягивает ей ладонь дощечкой:
– Леонид!
Она пожимает его руку:
– Ольга!
– Ну какая же вы Ольга, вы – маленькая Олечка.
– Ой, меня так все и зовут! А знаете, я сначала не поверила, что вы артист.
– А кто же я, вы подумали?
– Я подумала, вы – бандит.
– Почему?
– Ну… вы как-то так… на меня налетели: «Сахар есть? Мыло есть?»
Они звонко, весело, молодо смеются. А тетка, обложенная по бокам мешками, ставит им общий диагноз:
– Психи ненормальные!
В Москву на Киевский вокзал поезд прибывает утром. Над выходом вокзала пронзительный ноябрьский ветер надувает парусом кумачовый лозунг:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТРЕТЬЯ ГОДОВЩИНА ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ!
На привокзальной площади Лёдя и Олечка несколько шалеют в коловороте пассажиров с чемоданами и носильщиков с багажом, встречающих и провожающих, милиционеров и беспризорников.
– Вы теперь куда? – спрашивает Лёдя.
– У меня тетя на Стромынке. А вам есть где ночевать?
– Меня театр пригласил, – небрежно сообщает Лёдя. – Гостиницу заказал.
– Завидую вам… Нет-нет, по-доброму, очень по-доброму! Спасибо вам за все!
– И вам – за компанию. Может, когда и увидимся…
– Обязательно увидимся, мы же в одном городе.
Лёдя озирается с улыбкой:
– Да-а, небольшой такой городок!
– Ну, я побегу, здесь трамвай ходит…
Какой может быть трамвай?
Лёдя широким жестом подзывает извозчика, помогает Олечке усесться, дает извозчику деньги: – Отвезешь барышню, как хрустальную рюмку!
– Не сумлевайтесь, барин, – по старинке отвечает извозчик.
– Леонид, а как же вы? – беспокоится Олечка.
– А мне в другую сторону. – Лёдя подзывает другого извозчика.
Тот подъезжает, Лёдя вспрыгивает на подножку и машет рукой Олечке. Она машет в ответ, и ее повозка трогает с места. Лёдя ждет, пока она скроется за углом. Извозчик торопит его:
– Так куда ехать?
– Уже приехали!
Лёдя спрыгивает с подножки. И спокойно удаляется под гневным взором извозчика, бормочущего ему вслед не самые приятные слова.
Московский театр той поры мало чем отличался от одесского: здесь было так же мало зрителей, и это в основном были пожилые дамы, и стоял такой же холод, и все сидели одетые, и по одежде можно было заключить, что люди собрались в большинстве своем интеллигентные, из «бывших».
А костюм Лёди неизменно одесский – полосатые пиджак и брючки, плюс канотье и тросточка. И Лёдя с одесским азартом исполняет одесские же куплеты. Оживляют его номер две приплясывающие кафешантанные девицы – черненькая и беленькая.
Лёдя пляшет и поет:
Как на Дерибасовской, угол Ришельевской,
В