Малка слабой рукой гладит руку мужа. Один из новорожденных – мальчик – разражается пронзительным криком. Мама Малка прикладывает его к груди. А папа Иосиф улыбается:
– С таким голосом он будет невроку хорошим кантором!
Одесса начала века – это кривые улочки и прямые бульвары, корабли и биндюжники в порту, церкви, мечети и синагоги, трамвай-конка и рынок Привоз, который круглый год ломился от фантастического изобилия мяса и рыбы, молока и сладостей, овощей и фруктов… Но какое бы изобилие еды ни царило на Привозе, мама Малка никогда не давала детям целое яблоко или пирожное, а только пол-яблока или полпирожного. От этого сладкое казалось еще желанней и слаще.
Удар ножом – и яблоко разделено на две части. Мама Малка выдает половинки на десерт стоящим перед ней детям – старшему сыну Мише и дочери Клаве.
– Спасибо, мамочка! – хором благодарят дети и уносятся.
В семье Вайсбейнов завтрак, обед и ужин – всегда в точно определенное время. И за столом каждый сидит точно на своем месте. Еще удар ножом – и еще одно яблоко разделено на половинки. Одну мама подает маленькой Полине. Вторую половинку вертит в пальцах:
– И где же Лёдя?
– Не жнаю, мамошка! – отвечает Полина, близнец Лёди, не выговаривая половину букв.
Малышка убегает за старшими. Мама Малка раздумывает еще секунду и протягивает пол-яблока папе Иосифу:
– Ешь, Йося!
– А как же Лёдя?
– Ребенок должен знать порядок! Не пришел к обеду – ходи голодный!
– Но…
– Ешь!
Иосиф нехотя берет яблоко, но тут вбегает разбитная девка Маня.
– Малка Моисеевна! Вы побежите, погляньте, где ваш Лёдька!
Папа и мама спешат по галерее второго этажа, опоясывающей внутренний дворик. Откуда-то доносятся звуки скрипки. Мелодия становится все громче.
Вбежав в коридор, они видят трехлетнего сына, свернувшегося калачиком под дверью. Здесь живет учитель музыки Гершберг. И там, за дверью, сейчас поет его скрипка. Мама Малка бросается к лежащему на полу сыну.
– Лёдя! Что ты тут валяешься, как беспризорник! И что подумает маэстро Гершберг?
Папа Иосиф ее останавливает:
– Тише, он спит…
Родители склоняются над уснувшим малышом. Мама бережно берет его на руки.
– Ой, горе ты мое!
Папа поправляет задравшуюся рубашонку сына. Лёдя открывает глаза, прижимается к материнской груди и сонно улыбается:
– Мамочка… Там хорошо… Там – музыка!..
Мелодия скрипки за дверью становится все нежней и возвышенней.
Совсем другая музыка – разудалая, народная, многоголосая музыка одесской речи – звучит на Привозе, по которому бредет семилетний Лёдя.
– Сахарно-о морожено-о! – тенором заливается мороженщик.
– Кавуно-ов!