– Крылья твои проверил, – Вальдекриз хлопнул по ранцу. Зазвенели пряжки, глухо загремело что-то внутри. – Если тебе это, конечно, интересно. А то, судя по тому, как быстро ты унеслась от меня утром – и даже не попрощалась, маленькая ты булка, – у тебя нарисовались какие-то срочные и крайне важные хлебные дела.
Услышав его слова, Атто медленно повернулся. Одна из его бровей – не рассеченная надвое стражем – поползла вверх в немом вопросе. Асин крепче прижала к себе ранец и постаралась спрятаться за ним: и без того понимала, насколько она маленькая и несамостоятельная в глазах бывшего наставника. Но поучений о том, что следует самой заботиться об оборудовании, она не услышала, равно как и неодобрительного цоканья языком.
– И когда это ты стал таким заботливым? – Атто усмехнулся и выпустил из уголка губ тонкую струйку дыма. – Знаю тебя. Ты ничего просто так не делаешь. Обидишь ее, – он кивнул на Асин, – я тебе голову сапогом в плечи вобью.
– Я тебя услышал, – медленно произнес Вальдекриз, и Асин сделала шаг назад: вдруг между ними что-то вспыхнет, взорвется и заденет ее? Так почему-то частенько случается: ссорятся двое, а плохо становится третьему.
Когда прозвучало долгожданное «Все на борт!», слившееся для Асин в одно слово, она предпочла остаться позади, прячась за широкими спинами и чужими крыльями – чтобы только ее не заметили и не попытались уколоть. Вальдекриз мог сделать это специально, Атто – случайно. Поэтому, сбросив с плеч груз в виде ранца и собранной папой тяжелой матерчатой сумки, Асин отошла от людей, положила руки на фальшборт и опустила на них голову.
Причал уплывал все дальше и дальше, а белые паруса наполняла и подкрашивала угрюмая рыжина закатного неба. Ветер раздвигал тяжелые облака и подталкивал «Небокрушитель», который плавно, почти не качаясь, шел по воздуху. И когда ворот рубашки, дернувшись, защекотал накрахмаленными краями щеки Асин, а волосы ее взвились пшеничными лентами, тревога спрыгнула с груди толстой неуклюжей кошкой и уступила место приятному волнению. Внутри бурлил, медленно поднимаясь из самых глубин, восторг.
Асин запустила пальцы в волосы, вдохнула полной грудью и повернулась спиной к темнеющему океану. Ночь опустилась слишком быстро – стерла границу между водой и небом, выключила все цвета, оставив лишь синий и черный, и повесила высоко-высоко луну – белый размытый полукруг, выглядывающий из-за облаков. На палубе зажигались огоньки –