Ветер втянул в комнату надувшуюся пузырем занавеску, и Мелисса подтянула выше наброшенный на ноги плед. Она сидела в темно-зеленом бархатном кресле, придвинутом к столу. Старушка вышивала платок. Игла быстро-быстро мелькала в ее тонких сморщенных пальцах с длинными ногтями, а на белой бязевой ткани каймой распускались синие васильки. Услышав шаги, она быстро вскинула голову, но тут же вернулась к шитью.
– Ах, мисс Лун, – продребезжала она.
Вот ведь старая карга!
– Нет, мэм, – терпеливым, снисходительным тоном, какой берут в беседе со слабоумными стариками, возразила она. – Я мисс Уинифред Бейл.
Окажись Лаура на ее месте, она скорее сменила бы себе имя, нежели призналась, что ее зовут иначе.
Бабуля Мисси снова подняла голову, и Уинифред тотчас стерла с лица появившуюся улыбку.
– Куда это ты ходила сегодня с Теодором? – спросила она.
– В конюшню, мэм.
– Зачем?
– Кормить коня.
– Вы были вдвоем?
– Да.
– Ясно. Ты всегда с такой охотой отвечаешь на вопросы?
Значит, вежливость Мелиссе ни к чему, она всего лишь хотела поглядеть, покажет ли Уинифред зубы.
– Только когда я в гостях, мэм, – дерзко ответила она.
Мелисса состроила гримасу, которая с равной вероятностью может означать как одобрение, так и презрение. Уинифред терпеть не могла читать лица стариков – то ли они подмигивают тебе, то ли с ними случилась судорога, не разберешь. Время прячет их эмоции под складками сморщенной кожи.
– Славно, что ты об этом помнишь.
Выражение лица Уинифред осталось непроницаемым. Внутренне она давно приняла тот факт, что с Мелиссой Дарлинг им в жизни не сойтись – слишком уж они похожи.
Она присела в коротком книксене.
– Мне пора, мэм.
– Стой. Я хотела поблагодарить тебя.
Уинифред опешила. Эта ехидная старуха благодарит ее?
– За что, мэм? – старательно скрывая замешательство, спросила она.
Мелисса исподлобья сверкнула на нее маленькими глазками.
– Я понятия не имею, что произошло в Лондоне, и знать не хочу. Это дурной город, и с таким недалеким мальчишкой, как Тедди, там многое могло случиться. И если не случилось, то только благодаря тебе.
Уинифред кисло прикинула, что слова Мелиссы по справедливости нельзя расценивать как благодарность. Но для нее, должно быть, они были сродни объятию – с такой неохотой она их выдавила. Попытку стоило оценить по достоинству – Уинифред и сама с большей охотой ругала людей, чем говорила спасибо.
– Я всегда буду защищать его, – твердо произнесла она.
Бабуля Мисси фыркнула и с остервенением ткнула иглой в вышивку.
– «Всегда» – смелое слово для семнадцатилетней.
– Мне