Сердце защемило от тоски. Уинифред прекрасно знала о недостатках родного города: грязный, шумный, вонючий, нечуткий к своим жителям и алчный до их денег. Но все это блекло перед теми мгновениями, когда смог рассеивался, звонки и колокола стихали, набережные блестели от недавно прошедшего дождя, и вечерний Лондон зажигался тысячей огней. Такое мгновение ей всегда хотелось запереть, написать о нем, запечатлеть в почтовую открытку. Но она не умела красиво писать или рисовать, ей оставалось хранить этот миг в памяти – нетронутым, и потому разъеденным по краям временем. Уинифред всегда мечтала сбежать из столицы, но сейчас ей почему-то нестерпимо хотелось обратно.
Может, предосторожности все-таки были излишними? Когда они смогут вернуться?
В дверь постучали, и Уинифред услышала голос мисс Дарлинг:
– Могу я войти?
Бесшумно опустившись на колени, Уинифред отперла замок на кофре и вынула из него лежавшие сверху перчатки. Ей не хотелось, чтобы Кэтрин застала ее без дела.
– Войдите!
Мисс Дарлинг заглянула в комнату. В руках она держала картину в изящной темно-коричневой раме.
– Лаура подарила мне портрет Тедди. Не поможешь мне повесить его в галерее на третьем этаже?
Обращение «мисс Лун» Кэтрин сменила на более неформальное. Похоже, Лаура воспользовалась моментом и упросила и ее звать по имени, как это было с Эвелин.
При мысли об Эвелин Уинифред на мгновение растерялась. Мало-помалу мисс Саттон начала стираться из ее памяти. От нее не было вестей с самого отъезда из столицы. Теодор продолжал писать подруге, но не получил ответа ни на одно из своих писем.
Уинифред поднялась и бросила перчатки на кровать.
– Конечно, мисс Дарлинг.
Галереей оказался западный коридор дома. Ее освещал ряд маленьких зарешеченных окон, сбитых вместе длинной низкой аркой. Сейчас, с наступлением вечера, косые солнечные лучи квадратами освещали картины и медленно сползали вниз на каменную стену и бордовый с золотой каймой ковер.
– Это наша семья, – пояснила Кэтрин, указывая на длинный ряд пожелтевших портретов. Мужчины и женщины, дети и старики – все они одинаково бесстрастно глядели на Уинифред с полотен. – Место выбрали слишком уж солнечное для картин, но так уж повелось, и я не стала ничего менять.
Мисс Дарлинг опустила портрет сына на пол и проверила, крепко ли прибита к холсту рама. На обратной стороне полотна чернели маленькие росчерки – год и подпись.
– Как я могу вам помочь, мэм?
Кэтрин вновь приподняла картину и прошла в конец галереи. Там в стену были вбиты два маленьких медных крючка.
– Смотри с другой стороны и скажи, когда я попаду в пазы.
Когда Кэтрин позвала ее вешать портрет, Уинифред подумала,