– Привел, как велено, княже!
После чего легонько подтолкнул конвоируемого вперёд, поближе к застланной цветастым ковром лавке, на которой расположился местный правитель. Гомон разом смолк. Князь, его собеседник и все прочие, сколько их там ни было, дружно уставились на Эрика. В гридне установилась такая тишина, что залети туда муха, её жужжание стало бы самым громким звуком.
Князь брезгливо поморщился. Причиной тому было исходящее от арестанта амбре. Эрик, которому и самому не очень-то нравилось источаемое его собственным телом и одеждой зловоние, отнёсся к гримасе неудовольства на княжеской физиономии с пониманием, хоть, и не счёл это достаточным поводом, чтобы посыпать голову пеплом. Да, запашок тот ещё, но, в конце концов, не сам же я засадил себя в загаженную нечистотами яму.
– Отколь взялся сей человече? – спросил князь.
От компании молодых дружинников отделился здоровяк, который так понравился Эрику.
– Дозволь молвить, княже? – почтительно спросил детинушка, став перед князем.
Тот кивком разрешил говорить.
– Ноне наранье мы вкруг града дозором ходили, – начал дружинник. – Как Другусну вброд одолели, так возля вымостков на ево и наскочили. На Баковом лугу лежал телешом. Должно, тати какие по завойку тюкнули да обобрали дочиста. – На лице парня появилась бесхитростная ухмылка. – Чем срам прикрыть и то не оставили. Разбойных-то людишек окрест развелось гибель. Озоруют. Ну, подъехали, глянули. Язва не смертная, живой навроде, тока в беспамятстве. Обрядили в какое ни то вретище да привезли.
– По што ж ты ево чуть жива в поруб-то определил?
– Оно, конечно, не мово ума дело, решать куда, а токмо спрос-та с ково? – стал оправдываться парень. – С меня, знамо. Ты ж с Избором в отлучке был, вот и помыслил я, а што, как подсыл ето?
– С чего ты так помыслил? – удивился князь.
– Даве владыка Евсевий сказывал, будто брадобритие у латинян богомерзких в обычае, а етот, вона, гля, лицом босый.
Тщательно выбритый Эрик и впрямь выглядел здесь белой вороной – он был единственным, у кого не имелось растительности на лице. У всех же прочих бороды и усы наличествовали, различаясь лишь по степени густоты и окладистости.
– Мож, и так, – раздумчиво протянул князь, поглаживая свою холеную бородку. – Да мнится мне, будь ён подсылом, не велик труд браду отростить. – И, обращаясь уже к Эрику, строго спросил: – Ты кто есть таков? Правду реки.
Однако Эрик вопрос проигнорировал, вернее, даже и не услышал. Вероятно, краткая справка, выданная дюжим дружинником, стала последней каплей. И без того, всё увиденное и услышанное за последние полчаса-час никак не желало укладываться в рамки привычного мироощущения, а тут просто-таки хлынуло через край. Если до сих пор он допускал, что находится не совсем там, где ему надлежит находиться, то теперь вдруг с ужасающей