– А что тебе интересно? – спрашивал бывший муж, но ответом ему была тишина.
– Мне предложили участок по Волоколамскому шоссе… – начала Глаша не вполне уверенно. Дачницей она себя не представляла – это же то же самое, что жранюшки, трескать и шамкать, но «у всех же есть дачи».
– Только после того, как сдашь на права и сама станешь туда ездить! В моем расписании больше нет окон, куда можно было бы вписать поездку на твою дачу! Да и зачем она тебе? Ты ж ее тоже будешь жупой называть! – пресёк Лямкин веселые Глашины планы. Она, естественно, обозлилась:
– Ты свою няньку с ее мамашей в строительный магазин возишь – я своими глазами видела это непотребство! А на мою дачу твое расписание не рассчитано?!
Перед Глашиными глазами и теперь стояла эта сцена: эдакий мажор стремительно проходит по рядам в развевающемся кашемировом пальто на шелковой подкладке, а за ним семенят две немолодые женщины, одетые в соответствии со вкусами и традициями Средней Азии. Илья со стыдом вспомнил, что действительно, за обоями с Зейнаб Фархадовной ездил – она говорливому бобруйскому прорабу столь важный момент доверить не могла, настояла… Он поехал с ними еще и потому, что не понаслышке знал, что шовинисты-менеджеры строительных магазинов обязательно обсчитают женщин на пару-тройку зильбергрошей, чтоб не зазнавались.
Теща-мачеха оказалась гадюкой, это понятно. Но и вторая теща – мать близняшек тоже была не крем-брюле, взять хотя бы то, что Надежду она от брака отговаривала, а когда у Лямкиных поселилась Татьяна, и вовсе встала в оппозицию. И тут вдруг на горизонте появляется почтенная дама, которая заботится о его удобстве, интересуется его самочувствием, а время от времени еще и гостинцы передает («Ильясу надо хорошо кушать»). Конечно, с малых лет лишенный материнской заботы Илья не устоял. Зейнаб Фархадовна вошла в его ближнюю орбиту так же прочно, как и ее одаренная дочь.
Если б Глаша знала, что ее бывший супруг и на музыкальные фестивали няню возит, визгу было бы еще больше. И это был не только Клин, но и Байрейт, и Зальцбург. Лямкин ездил всем кагалом, с детьми и няней. Не взять Гулю казалось святотатством – ведь для нее это было куда более значимым событием, чем для всех прочих вместе взятых. Но рассказывать об этом Глаше Илья боялся до мокрых кальсон и был бесконечно прав – такой крик поднимет, тушите свет.
Еще в Одинцове семилетняя Рита ходила на День рождения к подружке, у которой кошка