С уходом гостей стало как-то пусто и тихо. Очнулись куры и, осмелев, завыглядывали в кухню. Появился кот и, щуря раскосые глаза, занял своё место на табурете. Елена Сергеевна заробела и не знала теперь, что делать: идти в свою летницу или ещё посидеть с хозяйкой, потому что сразу уйти ей казалось неудобным.
– Ну что, Басёна, лук чистить умеешь? – спросила хозяйка.
– Умею! – сказала Елена Сергеевна, но никогда в жизни она лук не чистила, а только видела раз или два, как это делала её бабушка.
– Тогда давай чистить! – обрадовалась Хитриха и, юркнув в задоски, выкатилась с луком в берестяной полатухе. Они уселись на лавке и принялись чистить шуршащие твёрдые репки. Елена Сергеевна впервые так близко увидела руки своей хозяйки, широкие, грубые. Узловатые, натруженные пальцы, изуродованные артритом, ловко выхватывали очередную луковицу, быстро и цепко вертели, сминая с неё отстающую шелуху, и ставили на стол. Будто угадав её мысли, Хитриха заговорила:
– Глянь-ко, каки руки-то у меня, Басёна! Всё из-за леса, из-за него, проклятущего. В лес-от и в дождь, и в снег, и в мороз ходили. Ползёшь до сосны по снегу, когды и по пояс, пилу да пихало тащишь. Надь ещё дерево оттоптать. В лесу и жили. Придёшь в избу-то – холодна, сыра, ног-рук не чуешь, ничего не воймуешь. Мне вот трудней всего приходилось: мала, слаба, росточком-то не вышла, да и лет уж много мне было. Бригадир наш Силантич возьмёт меня под мышки да на печь засунет – сиди, Фрося, оттаивай! Сижу реву – руки, ноги как заотходят! Ой, девка! Всё тело изломано!
– А что в лесу вы делали? – робко спросила Елена Сергеевна.
Хитриха блеснула глазом. Тёмные частые морщинки только глубже стали от улыбки на её маленьком лице.
– Известно чего! Лес валили. Вот в тую пору-то и пришибло мне голову, еле довезли. В больнице лежком лежала. Долбили мне пошто-то голову, вот одноглазой и стала. Всё лес виноват! Не хочу о ём говорить, Басёна! Понеси его в провал! Я из-за леса и глупа стала: эку ересь порой горожу, себя не помню! – и вздохнула. – Ветер снова будё, опеть руки выворачиват!
Тёмные берёзы за окном будто в ответ зашумели, закачались. Снег, словно веником, зашуршал по стене.
– Ноне народ-от не такой: работать не хочет. В наши-то годы на сенокос шли с песнями да под гармошку. И впереди всех мой Ванечка Фомин. Он меня гораздо