– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать. – Я отмахнулся от ее немедленного сочувствия. – Амалия стала мне и бабушкой, и матерью. Ее второй муж, Фрэнк, тогда только купил Роузмонт. Мы жили там весь школьный год. Это отличное место для…
Исцеления. Скорби.
Я схватился за руль и взял паузу, чтобы отогнать воспоминания о том потерянном, злом ребенке. Но тщетно. Они все равно заявились.
– Не буду говорить, что это какое-то волшебное место… – Ага, именно поэтому ты прибежал сюда, как только смог. – Но тут красиво и уединенно. И Амалия однозначно позаботится о вас.
Сама эта мысль заставила меня почувствовать одновременно и радость, и неловкость. За Эммой стоило присматривать. Но почему именно здесь, в месте, откуда я не мог сбежать? Как бы то ни было, я проговорил с этой женщиной дольше, чем кем-либо другим за последние месяцы.
К счастью, Эмма просто кивнула и задумчиво уставилась в окно, рассматривая проносящийся мимо горный хребет.
– Я помогаю ей с ремонтом помещений, – захотелось сказать мне черт знает почему. Ей не нужно было этого знать. И все же я не заткнулся: – В основном гостевых домов. Они пришли в негодность за эти годы. Ваш, к слову, был полностью обновлен.
Заткнись, Оз, ты тупица.
– Я и не сомневалась, – проговорила она.
Наступила блаженная тишина. На пару секунд.
– Значит, вы подрядчик?
Одна часть меня захотела засмеяться. Другая – завыть в пустоту. Вот в кого я превратился. Мужчина, обожаемый фанатами, толпы которых тусовались у выхода после игры в надежде получить автограф. Мужчина, от которого хоккейный мир ожидал еще одной победы в Кубке Стэнли. Теперь я стал не более чем обычным парнем, работающим на свою бабушку и подвозящим известную актрису, которая понятия не имеет, кто он такой.
Конечно, я не думал, что она окажется великой фанаткой хоккея. Но хоть бы капельку узнавания! Я участвовал в международных кампаниях энергетических напитков, рекламе часов, спортивных машин, батончиков. Черт подери, она ведь предположительно жила в Лос-Анджелесе по меньшей мере год. Пятидесятифутовый билборд, где я изображен с клюшкой наперевес, роскошно улыбающийся и одетый в одни лишь обтягивающие красные боксеры, висел над бульваром Сансет[15] и Лос-Фелис[16].
Я подумал об этом идиотском билборде, копии которого распространились по всем городам мира, вспомнил, как парни болтали, мол, Счастливчик Люк выставил напоказ свой мешочек с драгоценностями, и сжался.
Может, и лучше, что она меня не узнала. Возможно, поэтому, когда она спросила мое имя, я назвался Люсьеном. Кроме моих родителей, никто не называл меня так. Я всегда был либо Озом, либо Люком.
Любопытная малышка Эмма, сидевшая рядом со мной, издала странный звук, как бы говоря: «Алло? Земля вызывает Люсьена» –