Солнце поднялось выше, блики усилились. Как и головная боль. Мелкий пот выступил на коже; свет отражался от океана, а дорога сливалась в одно большое сверкающее пятно.
Мигрень никогда не заставала меня в дороге. Унижение боролось со здравым смыслом. Трасса – не то место, где можно валять дурака во имя пресловутой мужской гордости. Мне следовало остановиться. Следовало сказать Эмме, что я не могу вести машину. Я медленно выдохнул, готовясь признаться ей, но она заговорила первой:
– Вы не возражаете, если мы остановимся возле смотровой площадки? Здесь так красиво, мне хотелось бы сделать фото для соцсети.
Я не собирался жаловаться и коротко кивнул ей. Мой ослабевший мозг превратился в жидкую кашу от боли, заполнившей череп. В ответ вспыхнули огоньки. Я стиснул зубы и попытался отдышаться.
Вся эта ситуация невероятно бесила. Я катался с разорванными мышцами, разбитыми губами, сломанным носом. Четверть сезона держался за клюшку перекореженными пальцами, перевязанными бинтом. Но не смог справиться с этим. Меня подкосила головная боль.
Свернув на полукруглую, покрытую грязью и гравием смотровую площадку, я как можно быстрее поставил пикап на стоянку и практически выскочил из него. Эмма ничего не заметила. Она легко выбралась из машины и чуть ли не помчалась к краю.
Там, где море встречалось с пеной волн у берега, оно казалось бирюзовым. Чуть дальше по побережью серферы покачивались на своих досках, ожидая хорошей волны. Эмма откинула голову назад и глубоко вдохнула аромат моря. Солнечный свет коснулся золотых прядей волос и сделал ее кожу цвета идеальной булочки. На мгновение я забыл о своей пульсирующей голове. Забыл, как, черт возьми, дышать.
Эмма выглядела сногсшибательно. Она наверняка замерзла в своем белом сарафане – воздух был свежим и влажным от ветра, – но не подала виду. Вместо этого Эмма широко раскинула руки, словно обнимая мир, а солнечный свет сделал белый хлопок ее юбки полупрозрачным, отчего силуэт ее сладкого тела стал виден сквозь ткань.
Я не имел права замечать подобные вещи, особенно в ее случае. И все же ничего не мог с собой поделать – Эмму Марон невозможно игнорировать. Не только из-за ее красоты, но и из-за того, что она каждой частичкой себя впитывала радость, будто даже возможность дышать – это подарок. Может, и правда, но в тот момент так не казалось.
Пробормотав про себя проклятья, я посмотрел на воду и последовал ее примеру. Делая глубокие вдохи, мечтал, чтобы мигрень утихла. Но она ответила мне: «Да пошел ты». А после нахлынула с такой силой, что мне пришлось проглотить свои желания.
– Великолепный вид, правда? – спросила Эмма.
– Ага.
– Я провела месяцы на съемках в Исландии, там очень красивые пейзажи, – бормотала Эмма на фоне моей адской боли. – Некоторые из них откровенно мрачные, как лунный пейзаж, например,