– Может быть, он и имя назвал? – то ли всерьёз, то ли в шутку спросил Симка.
– Первым делом.
– Ну и?..
– Сказал, Вадимом зовут, и фамилию даже назвал, но такую странную, с кровью связанную, – она наморщила лоб.
– Вспоминай! – торопил Красный.
– Да вспоминаю я, – огрызнулась девица и шмыгнула носом, – вспоминаю… – Она потёрла нос, потом лоб, и вдруг её лицо озарилось радостной улыбкой, – Кровяник.
– Так прямо и представился?
– Именно! Я, говорит, Вадим Кровяник.
Симка с Бубновым переглянулись.
– Значит, Вадим Кровяник.
– Я же сказала. Да вы других поспрашивайте. К ним он тоже подходил.
– Хорошо. Стало быть, лица ты толком не рассмотрела, шляпа мешала, – сказал Иван Григорьевич. – А как он ходил: ссутулившись, прямо, ногу подволакивал? Может, ещё что?
– Нет, – девица покачала головой, – ничего такого не было, ходил, как все, только вот… – она вновь обрадовалась, – руки!
– Что руки?
– Беспокойные такие, будто своей жизнью живут. Он постоянно их то в карманы сунет, то вынет. И длинные они – почти до колен, как у этих… – она наморщила лоб, – обезьян со «Слонового двора».
Постояли с минуту в молчании, которое нарушил Бубнов:
– Благодарим за ценные сведения.
– Неужели чем помогла?
– Помогла, – кивнул сыскной агент, – только ты осторожней, если увидишь его, беги подальше и зови городового. Поняла?
– Что ж не понять? И другим передам.
Отошли в сторону. Симка даже не пытался унять обуревающую его злобу, только сузил глаза и с ненавистью уставился в витрину лавки.
– Вижу, знаешь что-то. Поделись.
Красный пожал плечами.
– Знакомы имя и фамилия?
– Нет, таких не знаю.
– Может быть, это прозвище воровское?
– Не слыхал. – Однако задумчивость с лица Симки не сходила.
– Ты смотри, если что знаешь, так сейчас скажи. И глупости не сотвори, – предупредил сыскной агент.
– Это какой ещё глупости? – вскинулся Красный.
– Ты сам знаешь.
– Поймаю – на части его порежу.
– Вот и я о том же. Порежешь его – и на каторгу загремишь. Если знаешь что, так расскажи. Мы его…
– Ага, – перебил Бубнова Симка, – на десять лет каторги его, а он через те годы выйдет и умнее будет, извращённее.
– Это мы ещё посмотрим, – Иван Григорьевич задумчиво смотрел на Невский проспект.
Из девиц опрашивали только определённого сложения – темноволосых, невысокого роста и не слишком широких в кости. И все как одна говорили, что да, пытался с ними познакомиться странный господин двадцати с лишком лет, с бородкой, но без усов, с безумным взглядом, и этот-то взгляд отталкивал девиц от клиента. Говорил вкрадчиво, словно поп на исповеди, пытался дотронуться и с собою увести. Но было видно, что во время этих прикосновений мужчину начинало трясти. И руки у него длинные, и