Но вот забрезжил рассвет. Туман рассеивался. Пропел петух. Сначала один раз, потом второй. А к третьему разу все было кончено. Вурдалаков совсем не осталось.
– Давай будем считать, что всех убили. Не охота по домам ходить и искать приключения, – проговорил тяжело дыша Гаррет.
Он вытер рукавом пот со лба и огляделся. Лучи Айрис прорезали редеющий туман. Под ногами валялись обезглавленные трупы мужчин, женщин, детей. Их обезображенные головы лежали тут же с открытыми глазами. Вся картина была отвратная и вызывала тошноту.
Кесо опустился на колени и начал неистово блевать прямо на тело женщины. Ее ночная рубашка, заляпанная кровью, покрывалась желчью. Кесо оторвал от низа сорочки чистый кусок ткани и обтер губы и подбородок. Во рту стоял кислый привкус помоев. Легче не стало. Что-то тяготило Кесо, как будто он убивал не монстров, а хороших людей.
– Нехорошо это все, – проговорил Кесо, сплевывая на труп остатки желчи.
– Жизнь вообще сложная штука, – ответил Гаррет, – если будешь по каждому убитому переживать, то ничем хорошим это не кончится. Кто знает, что нас ждет впереди?
Гаррет отвязал коня от дерева, проверил натяжение подпруги, поставил левую ногу в стремя и оседлал. Кесо сбегал в сарай и вернулся с корзиной.
– Приметил корзиночку с яйцами и кабачками. Хозяевам она не понадобится, – сказал Кесо и залез на лошадь.
Путники толкнули каблуками в ребра лошадкам, и те осторожно пошли. Трупы лежали кучно, поэтому коням приходилось наступать копытами на животы и спины убитых. Животные останавливались в нерешительности, и путники тянули поводья и подбадривать тычками.
Грудные клетки вурдалаков не выдерживали веса лошадей и с треском ломались, отчего кони резко проваливались вниз, заставляя путников нервничать.
– Так ты думаешь, на этом все? – спросил Гаррет.
Он обернулся. Деревня давно скрылась из вида. И казалось, что и не было ее вовсе, а ночная мясорубка была лишь кошмаром. Такие сны страшны только до тех пор, пока ты спишь. А когда ты открыл глаза, то уже и не понимаешь, чего так боялся.
– За пеленой проклятой ночи
Не видно душу, отче!
Молю я бога только
Чтоб покарал меня жестоко.
Душа изранена, страдает,
Я пью вино – не помогает.
Кесо напел песню, которая отчего-то вспомнилась.
– Ты же знаешь, что я не люблю загадки, – проговорил Гаррет, – надеюсь, что хотя бы эта ночь будет спокойной. Нам бы до людей поскорей дойти и отдохнуть.
Кесо начинало клонить в сон. Воин сгорбился, расслабил тело и пытался не заснуть. Но глаза упрямо закрывались. Вдруг Кесо понял, что он подает. Если бы не ноги, засунутые в стремя, он бы не удержался на лошади.
– Черт,