– Какой врач?!
Мир продолжал качаться. Штефан несколько секунд убеждал себя, что его просто мутит, и что это просто невозможно. Что он слышит, как мечутся в клетках канарейки, и что если открыть глаза – увидит те глупые обои в цветочек в их спальне.
Но долго обманывать себя не получилось – мир действительно качался.
– Судовой, – безжалостно подтвердила Хезер. – Там, на улице началось… Все стреляют, вопли, трупы, пожары, взрывы, соседка сказала, что уже началось мародерство. На дереве у нас перед домом мужика повесили, так он наверное до сих пор там висит… Ты без сознания валялся, жрать нечего, из лекарств дома микстурка от головной боли и успокоительное, я тебе их на всякий случай и дала. Наверное, надо было поменьше, вдруг ты из-за них не просыпался…
Она говорила спокойно, не оправдываясь и не торопясь. Штефан очень старался на нее не злиться, в конце концов умница Хезер иногда выключала голову в самый неподходящий момент, но на этот раз почти сделала все правильно, разве что с перепуга напоила его всеми лекарствами, какие нашла.
Правда, он не представлял, как она дотащила его и канареек до порта, и как договаривалась с капитаном.
– Мне помогли, – отозвалась она на его мысли. – Потом пришел еще один мальчик. Бен где-то бегал, но сказал, что нас нужно доставить в порт. Договорился с капитаном парохода, что он нас возьмет на борт… Мальчик, как там его… в общем, помог добраться.
– И мы на пароходе, – вздохнул Штефан.
– Да. Так получилось.
Теперь, когда пропала необходимость убеждать себя, что звуки тоже рождает больное сознание, Штефану пришлось признаться – мир не просто качался. Он гремел и выл.
Впрочем, пока фабрики не стали, Солоухайм тоже выл и гремел.
– Дай воды, – попросил он.
В каюте явно было светло, потому что полумрак под веками был вполне уютным, но после колдовской темноты на площади Штефану меньше всего хотелось дальше оставаться слепым, чтобы там ни было с его рожей.
Глаза пришлось промывать тщательно – охлаждающая мазь немилосердно жгла. Хезер помогала уголком мокрого платка, и в конце концов он смог открыть глаза и оглядеться.
Он ошибся. Это была не каюта – он лежал на наваленных друг на друга мешках. Вокруг – ящики, бочки, другие мешки. Единственная лампа была в руках Хезер – свернутая и засунутая в банку светящаяся лента.
– Мы что, в трюме? В… трюме?!
– А в каютах мест не было. Нигде не было, капитан какие-то запчасти везет огромной партией, – пожала плечами Хезер. – Да ты не переживай, Кайзерстат скоро, там в порту сойдем, купим билет на поезд… или дирижабль. И до Гардарики.
Штефан почувствовал, как при слове «дирижабль» снова подступает тошнота. Впрочем, говорить Хезер, что еще немного и им придется ходить исключительно пешком, он не стал.
– Мы потеряли экипаж, – продолжила она, расправляя юбку. – И все барахло, конечно, но я забрала самое важное. Ну и твою сумку, не переживай.
Ему даже не понадобилось спрашивать,