Дым под масками. София Баюн

сказал «пластинка, как для фотокамеры». Пластинка и правда была – тонкая, матово-черная. Только все знакомые фотографы говорили Штефану выбросить это старье, и что снимки с пластины проявить невозможно. Он даже не знал, что хочет там увидеть – окровавленную палубу, полную трупов? Мертвого чародея?

      Но упорно продолжал носить очки к специалистам. И сейчас они лежали у него в саквояже, потому что умница Хезер взяла с собой его сумку, когда волокла его на пароход.

      Над мастерской фотографа золотилась подсвеченная вывеска в виде хищного ребристого объектива, нацеленного на вход. Может, это была не первая мастерская, но читать вывески Штефан не мог и звать с собой Готфрида не хотел, а потому понадеялся на удачу.

      – Добрый день, – осторожно сказал он, открыв дверь.

      Мастерская была темной и пустой, только щерились из углов разобранные декорации для постановочных снимков, да вдоль стены с окнами тянулся длинный стол, за которым сидел светловолосый парень. Перед ним лежала белоснежная салфетка, на которой были разложены несколько линз.

      – Добрый, – ответил он, к огромному облегчению Штефана по-кайзерстатски. – Что угодно?