– Да здравствует Папа Сикст Пятый!
Во внезапном порыве передовые массы устремились вверх по ступеням церкви и помчались через древний вестибюль, чтобы занять место в церкви для первой папской мессы. Как жадные рты, три огромных портала поглощали толпу, и все новые и новые толпы прокладывали себе путь внутрь. Другие устремились назад, чтобы пробежать через Борго и донести новость до города. Так возникли два вихревых, ревущих потока, в которых как корабли покачивались несколько карет, стремившихся попасть в Ватикан.
Когда собор Святого Петра заполнился толпами народа, Сикст облачился в папское одеяние, а на его плечи была накинута алая мантия с горностаевой отделкой. Однако, только что избранный папа не надел регалии и тройную корону сегодня: они должны были увенчать его только в день коронации.
В середине длинной, красочной процессии Монтальто прошел по коридорам Ватикана. Перед ним шествовали швейцарские гвардейцы в своих древних, прорезных красных костюмах, с алебардами в руках, затем несли золотой крест, за которым следовали церемониймейстер с геральдическим посохом, папские камергеры и сам папа. За ним катилась красная волна кардиналов; затем следовали домашние прелаты в белых или серых меховых мантиях, накинутых поверх их черных одежд, и, наконец, пестрый рой придворных.
Так процессия продвигалась по длинным, гулким коридорам, то в коричневатых сумерках, то при ярком солнечном свете. Повсюду толпились люди, падали на колени и кричали:
– Да здравствует Папа Сикст!
Через открытые окна доносился звон колоколов, по-прежнему прерываемый громом пушек.
У подножия крутой лестницы Сан-Галло стояла Sedia gestatoria [12] с носильщиками, держащими на высоких шестах два огромных белых веера из страусовых перьев. Сикст взошел на тронное кресло и, поднятый восемью сильными плечами, проплыл через большой центральный портал в церковь Святого Петра.
В тот же момент раздалось торжественное пение, «Ecce Sacerdos magnus» Палестрины [13], как будто женскими голосами, но исполняемое папскими кастратами. Приглушенный гул заглушил хорал, и вдруг многотысячная толпа вновь разразилась криками «Да здравствует Папа Сикст Пятый!»
Сикст посылал благословение во все стороны, а его тронное кресло медленно покачивалось. Бесчисленные взгляды были устремлены на него. Во многих глазах блестели слезы безумного энтузиазма; другие, казалось, вопрошали: «Что ты принесешь нам?»
Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525—1594), неизвестный художник
Лицо Монтальто было как всегда неподвижно, но глаза сияли. Его фигура слегка ссутулена, а седеющая борода еще не побелела полностью. Сейчас ему шестьдесят четыре года, но те, кто его знал, считали его на десять лет моложе. В нем было что-то строгое и властное, но ничего величественного, ничего от характера выдающегося деятеля. Первый взгляд на него привлекал внимание,