«Он (профессор Кузьмин – О. П.) обернулся и увидел на столе у себя крупного прыгающего воробья… Присмотревшись к нему, профессор сразу убедился, что этот воробей не совсем простой воробей. Паскудный воробушек припадал на левую лапку, явно кривлялся, волоча ее, работал синкопами – одним словом, приплясывал фокстрот под звуки патефона, как пьяный у стойки. Хамил, как умел, поглядывая на профессора нагло.
Воробушек же тем временем сел на подаренную чернильницу, нагадил в нее (я не шучу), затем взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху, будто стальным клювом клюнул в стекло фотографии, изображающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно.
Положив трубку на рычажок, опять-таки профессор повернулся к столу и тут же испустил вопль. За столом этим сидела в косынке сестры милосердия женщина с сумочкой с надписью не ней: «Пиявки». Вопил профессор, вглядевшись в ее рот. Он был мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые» (ММ-2. С. 687).
Смешная сцена запугивания профессора играющей нечистью под неистовую музыку фокстрота «Аллилуйя» запечатлевает следующие базовые составляющие преступления, которое совершит врач-интеллигент, предавший свою гуманистическую профессию. Вот они: безумный страх, овладевший профессором (этот страх – причина его преступления); разбитое дьявольским воробушком стекло фотографии его университетского выпуска (испорченная фотография свидетельствует о том, что профессор Кузьмин «вынут» этим ужасом из сообщества медиков, объединенных единой системой нравственных ценностей служения людям); и чернильница, в которую «нагадила» эта птичка (именно этими загаженными чернилами и будет написана история мнимой болезни и смерти буфетчика Сокова). Булгаков, чтобы отдельно акцентировать внимание читателя именно на этой детали, сопровождает ее предложением: «я не шучу».
«Мертвые» глаза «сестры» милосердия – это метафора; она, по нашему мнению, может обозначать зияющую пустоту провалов глазка, которым смотрит на свою мишень нацеленное дуло нагана вместе с прищуренным глазком палача.
Примечание: Здесь нам поможет описать этот немыслимый взгляд только поэт: «Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя». (Выделено нами – О. П.) Это цитата из очень известного стихотворения Иосифа Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку».
Разбитое «стальным клювом» воробушка стекло фотографии может быть интерпретировано как выстрел, наглядно продемонстрировавший профессору, с какой силой он имеет дело. Отсюда и смертельный страх профессора Кузьмина. Под тем же взглядом «вороненого