Публичных казней, конечно, не было. Сталин не был Иваном Грозным, он не устраивал для своих подданных леденящих душу зрелищ, чтобы они могли увидеть воочию адские муки грешников еще до того, как сами перейдут смертную черту. Но было бы неправильно предположить, что народ не знал, о том, что происходит в «подвалах Лубянки». Слухи циркулировали, люди передавали вести из «ада» шепотом. То, что рассказы эти были запрещены и за «разговоры» можно было запросто угодить в тюрьму, делало ужас перед арестом еще более мучительным. Неизвестность страшна больше, чем ясное понимание того, с чем имеешь дело.
Масштаб репрессий, естественно, ставил перед современниками мучительный вопрос о тех, кто арестовывает, конвоирует, допрашивает, выбивает показания, расстреливает, этапирует, охраняет. Огромную репрессивную машину должно было обслуживать очень большое количество людей. Они ходили на службу, ездили в трамваях, читали газеты, жили в отдельных квартирах и коммуналках, посещали кинотеатры. Они ходили в штатском и внешне мало чем отличались от обычных людей, их потенциальных жертв. Эпохальный вопрос: как в массовом порядке можно было превратить столько народа в палачей? – требовал ответа настоятельно и властно. Как должно быть устроено сознание человека, чтобы выполнять такую работу?
На эти вопросы полных ответов дать невозможно. Отождествиться с палачом, чтобы увидеть мир его глазами, – предприятие разрушительное для собственной личности. Нормальный человек в эту бездну заглядывать не может: мешает инстинкт самосохранения. Булгаков изобрел способ увидеть этот сорт существ в приватной обстановке, в которой они окружены только «своими», ничего и никого не стесняются и, вообще, равны самим себе.
Булгаковская «нечистая сила» отличается от представителей людского племени тем, что, похоже, ничего не боится. Все симпатии читателей отданы бесстрашным чертям, которые так спокойно и весело реагируют на приближение тех, чье появление в квартире означало свершившуюся катастрофу:
– А что это за шаги такие на лестнице? – спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.
– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.
– А, ну-ну, – ответил на это Коровьев (ММ-2. С. 775).
Его реакция означает неминуемую неудачу доблестных представителей «известного учреждения», ее-то и предвкушает читатель, верящий в то, что Воланд и его шайка – это сила, противостоящая сталинским спецслужбам. Автор разворачивает юмористическую сцену неудачной попытки поймать кота, давая читателю возможность пережить эйфорию от зрелища посрамления тех, кто вел