Все пожитки у меня украли, рассказывал он.
Они кивали в свете костра.
Обобрали подчистую. Даже ножа не осталось.
А то давай к нам. У нас тут ушли двое. Назад повернули, в Калифорнию.
Мне вон туда надо.
Видать, ты и сам не прочь в Калифорнию двинуть.
Не прочь. Не решил еще.
Эти наши ребята связались с какими-то из Арканзаса. Те направлялись в Бехар. Собирались в Мексику и на запад.
Спорим, эти молодцы пьют сейчас в Бехаре до умопомрачения.
Спорим, старина Лонни уже всех теток в городке оприходовал.
А далеко до Бехара?
Дня два пути.
Ну да, дня два – больше. Дня четыре.
Как туда добраться, если охота?
Двигай прямо на юг, и где-то через полдня выйдешь на дорогу.
В Бехар, что ли, собрался?
Может, и так.
Увидишь там старину Лонни, скажи, чтоб мне кого нашел. Скажи, мол, старина Орен просил. Он пригласит тебя выпить, если еще не просадил все деньги.
Наутро они поели лепешек с патокой, пастухи оседлали коней и двинулись дальше. Разыскав своего мула, он обнаружил, что к поводьям привязан маленький мешочек из древесного волокна, а внутри горсть сушеных бобов, перец и старый нож «гринривер» с ручкой из бечевки. Он оседлал мула: стертая спина с залысинами, треснутые подковы. Ребра торчат, как рыбьи кости. И они потащились дальше по бескрайней равнине.
До Бехара он добрался вечером четвертого дня. Сидя на муле, этой старой развалине, он с пригорка осмотрел городок: тихие глинобитные домишки, зеленеющая полоска дубов и тополей вдоль реки, рыночная площадь, где сгрудились повозки с крышами из мешковины, крашенные известью общественные здания, возвышающийся среди деревьев церковный купол в мавританском стиле, а чуть подальше – казармы гарнизона и высокий каменный пороховой склад. Под легким ветерком колыхались оборванные, как листы папоротника, края его шляпы, развевались спутанные сальные волосы. На заострившемся измученном лице темными норами чернели ввалившиеся глаза, а из раструбов сапог поднималась отвратительная вонь. Солнце только что село, на западе утесами вставали кроваво-красные тучи, и из них, будто спасаясь от великого пожара на краю земли, поднимались в небо маленькие пустынные козодои. Сплюнув сухим белым плевком, он прижал потрескавшиеся деревянные стремена к бокам мула, и они заковыляли дальше.
На узкой тропе ему встретились похоронные дроги с мертвецами: раздавался звон колокольчика, на дуге покачивался фонарь. Трое на облучке и сами смахивали на мертвецов или духов: все в извести, они чуть ли не светились белым в сумерках. Пара лошадей протащила повозку мимо, и все вокруг окутало слабым запахом карболки. Он проводил повозку взглядом. Голые окоченевшие ноги мертвецов болтались из стороны в сторону.
Когда он въехал в городок, уже стемнело, вслед несся лай собак, в освещенных окнах раздвигались шторы, из-за них выглядывали лица. Легкое цоканье копыт эхом отзывалось в пустынных улочках.