– Партии? Правда? – Оля вдруг оживилась. – Какой?
– Хэх, – крякнул Анатолий, – Это, как его, шутка.
– В смысле?
– Ну, шутка такая, там, когда говорят про золото партии, про задание партии.
Ее лицо осталось каменным.
– Так я не поняла. Ты чего здесь забыл. Не меня же спасать, – Оля моргнула одним глазом.
– Да нет, конечно. Просто пришёл пообщаться.
Ее губы скривились, словно она смотрела на червяка, взгляд наполнился горечью, и она прошипела:
– Как приятно слышать, что никто не заинтересован в твоём спасении.
– Да какое уже спасение, мы ж пленники в чужой цивилизации.
Оля не слушала, она отвернулась к толстому стеклу окна. Её лицо было бледным, черты размытыми в блеклом свете, и она казалось собственной погребальной маской.
– Я вот думаю, что никто не потеряет от того, что меня вдруг не станет по-настоящему.
– Ну, этого я не знаю, – скороговоркой пробормотал Анатолий, и Оля развернулась к нему, – Это вам видней, вы ж там как-то жили.
– А ты, значит, ценный экземпляр. Точно, и тут вон устроился по бабам ходить, – Оля констатировала.
– Ну, почему сразу устроился. Почему по бабам ходить. Я же понимаю, что нянчить мне никого не доверят. А что остаётся?
– Бедненький, и ничего-то ему не остаётся. Снова безвыходная ситуация.
– Почему снова-то, она безвыходная.
– И шкурку надо спасать, чтоб до старости дотянуть. До старости так ходить общаться будешь?
– А что мне остаётся!?
– Ох не могу, тошно мне! – Оля заломила руки и рывком встала со стула.
– Что такое?
– Какой же ты мелкий человек. Ты и с женой так своей? Все у тебя безвыходное. Всё тепленькое местечко важнее. Вы случайно не с мамочкой твоей живете?
– Жили, а что в этом такого?
– Да, конечно, ничего. Счастливая семейка, упаси бог.
– Знаете что. Я попрошу уважения!
– О чем ты? О каком уважении? Ты сам-то никого не уважаешь.
Вдруг ее глаза загорелись, щеки зарделись, она горячо продолжила:
– Конечно! О чем я. Ты же, Толенька, миротворец. Да? Только бы никто не ссорился.
– А что в этом такого?
– Ха-ха-ха, меня осенило, – она хохотала в голос, – И вашим и нашим, попрыгунчик?
– Это не ваше дело, это моя частная жизнь! Перестаньте!
Ольга хохотала.
– Частная жизнь, не могу. Это тоже моя частная жизнь, – она обвела руками вокруг, – и ты мне мешаешь! Мне неприятна твоя позиция. Мне не нравишься ты, слабак!
– Вот, значит, как, хорошо, – он прятал глаза, краснел, пятился к выходу.
– Слабак! Слабак! Слабак!!!!
Его шея стала бордовой, он исподлобья смотрел на Ольгу.
– Я вас понял. Понятно.
Ее браслеты начали вибрировать, их цвет бледнел и из оранжевого становился белым. Женщина замерла и тут же бросилась за перегородку, послышалось журчание и шумное интенсивное дыхание, а потом всхлипывания и тишина.
Анатолий