– Может ты чего не делаешь, может не помогаешь?
– Я не помогаю!? Всю душу наизнанку вывернул. Дома грязища, борща не сварит. Да ладно, – он махнул рукой, – домой не хочется.
Гость сопел.
– Может она обижается на что-то? – опасливо предложила Оля.
– А мне каково, а я не обижаюсь? – мужчина брызнул слюной и обтер глянцевые губы.
Помолчали.
– У меня тоже дома такое осталось. Даже думать больно.
Оля встала и подошла к окну, долго стояла, едва касаясь стены. Свет обводил контуры ее тела под легкой тканью, Анатолий замер в неудобной позе, ждал.
Оля перебирала в уме отрывочные слова, готовые, словно реченька, излиться в откровенную исповедь.
– Кх-кх, – гость неловко откашлялся и сел ровно, – Надо как-то тут устраиваться.
– Что? – вырвалось у женщины.
– Ну, тут надо устраиваться. Кто нас обратно отпустит.
– Но они же сволочи! – Оля подошла к собеседнику и уставилась на него.
– А как по-другому.
– Они нас семьи лишили! Боли сколько, – она схватилась за грудь. Давило от невысказанных слов.
– Дак, жизнь-то идет, моя по крайней мере, – Анатолий опустил голову и стряхнул невидимую пылинку с коленей.
– И что? – Оля замерла.
– Как-то устраиваться надо. Отрабатывать хлеб-соль. Чтобы хуже не стало.
Оля поджала губы, отшатнулась.
– А что. Новые условия, конечно, непривычны. Но и заграяне не такие и плохие.
– Заграяне? – переспросила Оля. Она начала ходить по комнате, как привидение.
– Да, заграяне. Одна женщина тут говорит, что еще на Земле слышала о них, ну, типа они представители высшей цивилизации.
– Одна женщина? – ее голос дрогнул.
– Да, здесь же много женщин.
– А мужчины есть? – кокетливая нотка не укрылась от Анатолия, но ее взгляд стал холодным и циничным.
– Не знаю, – неловким движением он поправил очки, встал, будто собрался не уходить, а отползать.
Оля загородила путь.
– А ты зачем приходил, Толечка? – пропел металлический голос.
– Ах, да, – он снова поправил очки, – Я пришел, чтобы передать послание от заграян.
Он снял очки, сильно сжал близорукие глазки и с силой, будто бы отчаянной и обреченной, произнес:
– Заграяне всегда готовы дать шанс землянам на жизнь. Шанс, если они будут служить на благо отведенной им цели.
– Да неужели. А если я не собираюсь служить их цели?
– Тогда они лишают шанса.
Оле не спалось. В голову лезли неприятные мысли. Сердце болело за сына, но она почему-то представляла его маленьким, смешливым дошколенком, с которым они по долгу миловались и свято хранили свои наивные традиции.
Потом из темноты выползал Анатолий, и его корявая тень дрожала на стене и стонала. Невнятные звуки превращались в обрывки слов, заграянские угрозы и голос бывшего: «Я ухожу от тебя, поняла? Ты мне больше никто». Она вскакивала, вытирала холодный пот и плакала от обиды.
Конечно, наивно было полагать, что