Какая-то таинственная сила дает копье и щит,
Перед которым рушатся козни чародеев
И гибнут великаны.
Дом госпожи Шерон стоял неподалеку от города Тулузы среди больших садов. Там Эмилия, поднявшаяся рано утром, долго бродила перед завтраком. С террасы, устроенной в возвышенной части сада, открывался обширный вид на Лангедок. На далеком горизонте к югу Эмилия различала высокие вершины Пиренеев; воображение рисовало ей зеленые волнистые пастбища Гаскони, раскинувшиеся по ту сторону у подножия этих же гор. Сердце ее так и рвалось к мирному родному дому, к окрестным садам и пастбищам, к местам, где живет Валанкур и где жил ее отец. Воображение, проникая сквозь дымку расстояния, представляло ей родину во всей ее живописной и романтической красе. Она испытывала невыразимое наслаждение, мысленно любуясь дорогими сердцу картинами, хотя в действительности видела только отдаленную цепь Пиренеев. Не замечая ни окружающей местности, ни хода времени, она стояла, облокотясь о перила павильона в конце террасы и устремив глаза в сторону Гаскони, пока не явился слуга доложить, что подан завтрак. Тогда только мысли ее обратились к окружающему. Прямые аллеи, правильные клумбы, искусственные фонтаны этого сада не могли не показаться ей скучными и банальными по сравнению с естественными красотами парка при отцовском замке.
– Куда это вы ходили так рано? – осведомилась госпожа Шерон у племянницы, когда она вошла в столовую. – Мне не нравятся эти уединенные прогулки.
Эмилия ответила, что не выходила из пределов сада, и очень удивилась, когда узнала, что и туда ей тоже запрещается ходить.
– Я прошу вас не гулять одной и в такой ранний час, – продолжала тетка, – мои сады очень обширны, и сознайтесь, что молодая девушка, способная назначать свидания при луне, не может внушать доверия.
Эмилия, чрезвычайно возмущенная, едва нашла в себе силы спросить, что значат эти намеки. Тетка наотрез отказалась дать какое-либо объяснение, хотя своими строгими полуфразами хотела внушить Эмилии, что знает о каких-то ее подозрительных проделках. В сознании своей невинности Эмилия не могла удержаться, чтобы не вспыхнуть от стыда; она задрожала и смутилась под смелым взором госпожи Шерон, которая тоже покраснела, но от торжества и удовлетворенного самомнения.
Эмилия, поняв, что все недоразумение вызвано ее прогулкой по саду в ночь накануне отъезда из «Долины», объяснила тетке значение этой прощальной прогулки. Госпожа Шерон презрительно усмехнулась, отказываясь принять это оправдание.
– Я никогда не верю людским уверениям, – добавила она в заключение, – а всегда сужу о людях по их поступкам. Ну что ж! Посмотрим,