Впрочем, нет. Сначала мне расскажут, что я гений, мастер слова и должен поскорее сдать новый роман. Но вот у издательства как раз сейчас очень сложный период, и поэтому оно не может заплатить мне вообще ничего, поскольку все до копейки ушло на более важные и срочные выплаты.
Такую песню я уже слышал, и не только в этом кабинете.
Но тут заныли, забулькали динамики стоявшего на столе ноута, намекая, что кто-то пытается прорваться по скайпу.
– Погоди. Кто это там? – Пальтишкина повернулась. – А, Иличев… Чего ему надо? Сейчас, минутку.
Со своего стула для обычных посетителей я мог видеть экран и появившееся на нем круглое лицо с распахнутыми, словно удивленными глазами и приоткрытым ртом.
– Сергей, привет, – сказала Пальтишкина.
– Э… день добрый. Славная погода ныне в граде Сионе, и песня соловья слышна. – Иличев заулыбался. – Что это?.. А, понятно… Шум странный сегодня я слышал… Это кто? Теория Ньютона очень сложная, чтобы ее понять, надо изучить не только Ветхий Завет, но и Каббалу… И вот тут она ему и говорит: «Голубчик, откуда это у вас такие панталоны из китайского шелка?»
Иличев выражался так всегда, и не только говорил, но и писал.
Романов его не понимал никто, кроме, может быть, автора, но тем не менее его издавали, ему давали премии, и ту же «Громадную книгу» он получал в позапрошлом году. Больше всего меня удивляло, что кто-то еще и покупал его опусы, и даже, возможно, читал – хотя изобильна мазохистами-интеллектуалами земля русская, кто-то ведь и Джойса не для форсу на полке держит.
– Стой, Сергей! Что надо? – попыталась остановить собеседника Пальтишкина.
Но куда там – Иличев нес околесицу вдохновенно, он не рисовался и не любовался собой, он так думал и жил, и, может быть, правда был гением, слишком умным для нас, простых обывателей. Жил, правда, в Израиле, и тем самым избавил историческую родину от множества завядших ушей и скрученных в трубочку мозгов.
Только минут через десять стало ясно, что Иличеву тоже нужны деньги, что роялти ему нифига не перечислили, и что он публично утопится в Мертвом море, громко стеная и проклиная алчных издателей, если этого не сделают прямо сейчас.
– Гадство. – Пальтишкина метнула в меня злой взгляд.
Да уж, теперь обычная песня не сработает – если платить одному, то и другому. Печалься, о развратница аморейская, ибо покров лжи твой разорван, и сокровища подложные испятнала грязь пустыни!
Иличев сгинул с экрана, а хозяйка кабинета поднялась на ноги.
– Сиди, жди, – велела она мне.
В одиночестве я пробыл недолго, Пальтишкина вернулась уже через пять минут.
– Сбой в бухгалтерии, – сообщила она. – Деньги будут сегодня. Я тебе обещаю.
– Спасибо, Евгения Захаровна… – забормотал я.
– Спасибо в редактуру не отдашь. Когда новый роман? Как он? «Гниль Вавилона?»
– «Голем Вавилонский».
– Без разницы, – махнула рукой Пальтишкина. – Обещал, я помню, к октябрю.
Название