«Петька, спаси! Оторви от меня эту лярву!» – хотелось заорать мне, но я не мог.
Это восклицание разрушило бы все очарование Машиных стихов.
– Лээээв, ты мооой. – Ирка гладила меня по животу и спине, и я ощущал ее коготки, так хорошо мне знакомые.
После ночей с ней у меня на спине оставались длинные не царапины даже, борозды.
– Ира. – Я повернулся к ней, и встретил совершенно пьяный взгляд фиалковых глаз.
Она была красива даже в таком состоянии – черные брови вразлет, светлые кудри, изящные черты, и тело ко мне прижималось страстное, горячее, живое и мягкое там, где надо. Вот только не соображала она вообще ничего, зрачки смотрели в разные стороны, и улыбка колыхалась на губах, как рваный парус на ветру.
– Ира… – Я попытался оттолкнуть ее локтем. – Сейчас не время. Отойди, пожалуйста.
– Почэээму? – спросила она, моргая вразнобой. – Клево всё! Ты моооой!
Тут подоспел Петька.
– О, красотка, – радостно заявил он, и взял Ирку за предплечье. – Голый секс, сеструха. Всегда мечтал с тобой поближе познакомиться.
Моя бывшая пассия отвлеклась, немного ослабила хватку, и я сумел вырваться.
– Ээээ, Лэээв, ты кудааа? – донеслось уже из-за спины.
Петька перебил ее:
– Пойдем, накатим, секс-бомба ты наша ядерная. А потом обсудим половые вопросы.
Не успел от жены сбежать, а уже гребет под себя все, что движется! Засранец!
Но я уже шел дальше, не обращая внимания, распихивал зрителей, точно ледокол айсберги, набирал ход. Ведь на сцене Маша читала «Исповедь», любимое свое стихотворение, которым она всегда заканчивала выступление.
Аплодисменты грянули, когда мне осталось всего метра два.
– Спасибо, дорогие мои, – сказала Маша, вскидывая руки к потолку.
С двух сторон к сцене двинулись поклонники с букетами, но самыми обычными, в три-пять цветочков, не чета моему мастодонту.
– Спасибо, спасибо. – Маша улыбалась, глаза ее блестели, видно было, что она довольна.
Я одолел последние метры спринтерским рывком и выставил свой букет-баобаб вперед и вверх, отчего в спине с жалобным хрустом ударились друг о друга позвонки. Одна из дорогущих роз воткнула шип прямиком мне в ладонь, широкая золотистая ленточка из обвязки заехала в глаз, так что я едва не окривел.
– Солнышко! – воскликнул я показательно бодро, хотя все равно вышел брачный клич наполовину задохнувшегося самца черепахи. – Я люблю тебя больше жизни! Больше всего мира!
Зал за моей спиной утих, донеслось урчание автомобилей с улицы.
Маша наклонилась, ее нежные руки потянулись ко мне, ярко накрашенные губы изогнулись, обнажив