Кофе для Яны. Ольга Томашевская

та очарована, окутана чарами этого странного человека. Точнее, она словно бы со стороны видела, как та влюбляется в него, просто вот наполняется любовью, как бокал шампанским. Тот что-то нашептывал ей, она смеялась – и от веселой шутки, и от счастья, и это счастье пенилось и щекотало ее изнутри. При этом его пальцы практически не прикасались к ней, но жгли насквозь. Она чувствовала тепло этих горящих пальцев, и ей хотелось, чтобы вальс этот никогда не кончался. Он пригласил ее и на следующий, но она попросила его передохнуть немного – приличия не позволяли ей обратить на себя столько внимания. Она знала, что деверь внимательно следит за каждым ее шагом. Спрятавшись за большой колонной, она перевела дух и выпила лимонаду. Она не сводила взгляда теперь с деверя. Ей хотелось, чтобы он ушел, хоть ненадолго перестал следить за ней, но тот явно искал ее глазами в толпе. Наконец, он бросил это занятие и присоединился к танцующим, пригласив одну очень миленькую барышню в голубом.

      Вдруг сзади послышался голос – такой теплый, нежный, знакомый. – Ну что, приличия соблюдены? Соблаговолите еще раз протанцевать со мной?

      Она поняла, что пропала. Какой счастье было слышать этот голос! В ней боролось желание согласиться на еще один танец с ним, чтобы снова прочувствовать его горячие касания, с желанием не показываться деверю на глаза, остаться в своем убежище, немного отсидеться там, где он не сможет увидеть ее, отвлечется на что-то иное.

      – Здесь так душно, мне нужно еще немного передохнуть, вы позволите? – боже, она отказала ему. Как? Яна уже не знала, где ее личные эмоции переплелись с эмоциями Ядвиги, но они явно скакали все в одном направлении. Слезы чуть не брызнули из ее глаз из-за того, что она лишена даже такой малости как потанцевать с тем, кто ей мил.

      – Давайте сбежим? – вдруг непредсказуемо предложил ее собеседник. – В сад. Хотя бы на полчаса. Вы явно не хотите попадаться на глаза и дразнить этого молчаливого угрюмца?

      Ядвига смотрела на него с улыбкой и обожанием, и молчала. В глазах ее, наверное, читалось сомнение. Но тут Яна вспомнила, что Герман говорил ей о том, что она просто предлагает возможность, решение принимает сам человек. Она постаралась навязать своей хозяйке мысль о том, что уж такую малость она может себе позволить. Но та и сама уже была рада согласиться, и они тайно выбежали в небольшой тенистый сад. Стояла середина июля, было уже по-вечернему прохладно, хотя дневной зной нехотя держался в отдельных уголках сада. Яна почувствовала, как Ядвига расслабилась, попав в вечернюю темноту, где ее точно никто уже не увидит, и сосредоточилась на беседе. Яна не участвовала в ней, просто чувствовала, как из ее рта пассивно вылетают какие-то слова, и боялась, что, если собьёт хозяйку своими мыслями, та может ляпнуть что-то глупое или неуместное. Поэтому следила за беседой со стороны. Беседа была радостная, глубокая, спокойная, собеседники явно наслаждались общением, – оба были умны и образованны, как вдруг по прошествии какого-то времени Пушкин