Последнюю фразу Лессингем произнес таким тоном, словно ко мне обращался разгневанный ребенок. Впрочем, в следующий момент он, по-видимому, и сам понял, что последний его пассаж прозвучал, мягко говоря, не слишком достойно, и ему стало стыдно. Он наконец выпрямился. Затем, достав из внутреннего кармана пиджака носовой платок, вытер им губы. После этого Лессингем, крепко зажав платок в пальцах, вперил в меня пристальный взгляд, выдержать который при иных обстоятельствах мне было бы крайне трудно или просто невозможно.
– Ну же, сэр, – снова заговорил Лессингем. – Правильно ли я понимаю, что ваше упорное молчание предусмотрено той ролью, которую вы пытаетесь играть? – Его тон стал более твердым и уверенным, а поведение – более соответствующим его репутации. – Что ж, если это так, то я полагаю, что меня, по крайней мере, ничто не ограничивает, так что я могу говорить. Думаю, вы согласитесь, что в ситуации, когда я натыкаюсь в своем доме на джентльмена, даже такого мастера молчания, как вы, выступающего в роли взломщика, с моей стороны уместно будет сказать несколько слов.
Тут мистер Лессингем сделал еще одну паузу. Я невольно почувствовал, что свой не слишком изящный сарказм он использует для того, чтобы выиграть время, прийти в себя и, если получится, снова обрести свойственное ему мужество. При этом именно его стремление сделать вид, будто он относится ко всему случившемуся с оттенком циничной веселости и легкомыслия, на мой взгляд, лишь подчеркивало, что произнесенное мной таинственное слово по совершенно неизвестным мне причинам потрясло Лессингема до глубины души.
– Прежде всего, позвольте поинтересоваться – вы прошли в вашем наряде через весь Лондон или только через какую-то его часть? Впрочем, сомневаюсь, что это можно назвать нарядом. Мне кажется, такое было бы неуместно даже на улицах Каира – да что там, даже на рю де Рабагас. Кажется, так называлась та улочка?
Видимо, в вопросе Лессингема имелся некий скрытый смысл, но я его, увы, не понял. Должен сказать, что обо всем том, о чем Лессингем попытался беседовать непосредственно после того, как он наткнулся на меня в собственном доме, я не имел ни малейшего представления – словно человек не от мира сего. Однако полагаю, мне было бы трудно убедить Лессингема в том, что это так.
– Как я понимаю, ваше появление – это напоминание о рю де Рабагас. Ну да, конечно. Разве не так? Маленький домик с серо-голубыми жалюзи на окнах, пианино, на клавиатуре которого не хватает фа-диез. Оно, кстати сохранилось? Помнится, у него еще такие пронзительные верхние тоны. Вся атмосфера там была какая-то пронзительная – вы со мной согласны? Я не забыл об этом. И даже не боюсь об этом вспоминать. Улавливаете?
В этот момент Лессингему, похоже, пришла в голову какая-то неожиданная мысль – возможно, причиной тому стало мое продолжающееся молчание.
– Вы похожи на англичанина. Но, может быть, вы не англичанин?