Елена Тихоновна рассмеялась:
– Понимаю вас, Арсений! Литературе нужны драмы и трагедии, а много ли можно написать о счастье? Ну или просто о благополучии? Встал человек утром, улыбнулся солнцу, пошёл на любимую работу, вернулся вечером к обожаемой жене… Тоска!
– Ну есть, конечно, способы… Солнечное утро, например описать; героя по пути на работу окунуть в воспоминания о детстве, а вечер сдобрить эротикой, мол, неспроста жена им так обожаема… Рассказ – не больше… На повесть не рассусолишь. В общем, у меня там, если всю воду вылить, останется, что Леонид Васильевич успешно руководил отделом, потом стал заместителем директора института, директором, доктором наук… Я его до перестройки довёл.
– Всё правильно. И да, мы жили спокойной, размеренной жизнью, растили сына, были здоровы, полны сил. Ничего особенного: в каждой семье, наверно, бывает такой период процветания.
– Мне читать?
– Не стоит. Надеюсь, вы льёте воду тем же отменным слогом, что и всегда.
– Боюсь, вы преувеличиваете мои способности…
Сомов выдержал конфузливую паузу, потом сказал:
– Я тут в архиве Леонида Васильевича копался и вот что нашёл.
Он достал фотографию полковника Вересова.
– Это кто?
Арсений Ильич испугался, потому что в следующее мгновение Елена Тихоновна превратилась в изваяние. Из её потемневших глаз ушла жизнь, и помертвело, заострившись, лицо.
– Елена Тихоновна… – осторожно позвал Сомов. – С вами всё в порядке?
Не сразу, но она очнулась, глубоко вдохнула, глаз её посеребрился одиноко прилетевшей искрой.
– Это Лёня, – прошептала она.
– Простите, я не очень понимаю… Кто?
Елена Тихоновна окончательно пришла в себя.
– Это коллега моего мужа, он был прикомандирован к группе Бельского от министерства обороны, полковник Леонид Вересов. Погиб, попал под машину.
– Под машину? А вот тут сказано…
Сомов протянул Елене Тихоновне листок с рапортом.
Она торопливо надела очки, и взгляд её стремительно побежал по строчкам.
Потом она заплакала. От обильных слёз даже стёкла очков сделались мокрыми.
– Да что с вами?! Успокойтесь! Ну же… – упрашивал Сомов, осмелившись мягко теребить её за плечо.
Он совершенно не был готов к метаморфозам.
До сих пор он общался с почтенной матерью семейства, а теперь вместо матроны перед ним сидела объятая горем девочка.
– Сейчас, сейчас, я успокоюсь, сейчас, – обещала она, останавливаясь, всхлипывая и снова заливаясь слезами.
Наконец она вымолвила:
– Про машину мне Леонид сказал… А его убили… Эта была моя любовь, мой любимый мужчина… Муж и любовник – тёзки… Занятно, да?
Сомов оказался окончательно сбит с толку:
– Но