В его карьере и так хватало подводных камней, чтобы со временем поколебать веру в блестящее филологическое будущее. Так, когда Катулл Александрович ещё только пребывал в аспирантуре, его назначили научным руководителем к одному сингалу. Сингал плохо говорил по-русски и совершенно не хотел заниматься. Российский диплом ему нужен был как веская причина не жить на своей исторической родине, которую он почему-то недолюбливал. Катулл Александрович не мог ударить в грязь лицом со своим первым питомцем, а потому сам начал писать диплом для ленивого иностранца. Сингал был не против. Иногда он поторапливал Катулла Александровича, когда тот непозволительно задерживал очередную порцию научных мыслей. Катулл Александрович писал по ночам, в перерывах между снами о лотосах, чайных плантациях и крокодилах. Наконец диплом был готов. Сингал оказался весьма артистичен: на защиту диплома он пришёл в своей национальной одежде, бурно жестикулировал и даже иногда приплясывал; родные словечки перемежали его русскую речь, и общее впечатление, произведённое им на учёный совет, было просто колоссальным. Ему аплодировали стоя. Его научный труд цитировали и переиздавали. После защиты Катулл Александрович вздохнул спокойно: больше он не возьмётся за столь неблагодарное дело быть чьим-то научным руководителем.
Но спустя несколько дней предприимчивый сингал заявился к нему в кабинет и торжественно объявил, что его приглашают в аспирантуру и он намерен писать кандидатскую. У кого? Только у Катулла Александровича! Тишайший Катулл Александрович не сдержался: он прямо высказал всё, что думает о лентяях с экзотического острова. Сингал, возмущённо хлопнув дверью, ушёл из жизни своего научного руководителя. Говорят, что сейчас он примкнул к коммунистам своей родины, где его ценят за то, что он может произносить фразу «Победа коммунизма!» на нескольких языках. Однако его судьба не представляет для нас никакого интереса.
Для Катулла Александровича начались годы бумагомарания и мыследеятельности. И вот однажды в научную жизнь Катулла Александровича неожиданно вмешался случай, после которого он твёрдо решил поставить точку в своей филологической карьере. Много лет он занимался одним важным исследованием, которое хотел положить в основу своей диссертации. Светила королёвского института пророчили ему бессмертную славу и ждали блестящей публикации. Ему посоветовали обратиться к основателям знаменитой марокканской филологической школы, чтобы выслушать разумную критику. Глава марокканской школы издавал влиятельный в научном мире журнал, и публикация в этом журнале могла открыть Катуллу Александровичу любые двери на пути к элитарному знанию. Катулл Александрович трепетно относился к мнению великих филологов, а потому сразу направил рукопись прямо в Марокко и с волнением ждал ответа. Ответ пришёл через год. Он содержал в себе всего несколько слов: «Готовы опубликовать только в соавторстве».