– Приветствует собравшихся любителей живописи… говорит о вас, дескать, крупный русский мастер, президент академии художеств… выставка символизирует стремление наших народов к дружбе и сближению… время диктует необходимость забыть о трудных страницах в истории взаимоотношений России и Франции… В общем, протокольная речь.
Закончив под шелест аплодисментов, министр отошёл к Боннару и жестом пригласил Белозёрова занять место за пюпитром. Сбоку стал Долгов.
– Я от души приветствую всех, кто сегодня участвует в открытии выставки современной русской живописи, – начал он переводить речь Сергея. – Отрадно, что она пройдёт именно здесь, в сердце Парижа, на улице Бонапарта, в знаменитой Академии изящных искусств…
И тут произошло неожиданное.
Из толпы раздался громкий возглас, перебивший Белозёрова. Резкий голос выкрикнул какие-то фразы, прозвучавшие зло и нетерпеливо. В зале ахнули, зашептались. Сергей в недоумении оглянулся на Долгова. Некоторые слова он разобрал, но в целом…
– Что случилось? – спросил негромко. – О чём крик?
Долгов помедлил.
– Говорит, что русскому нечего делать в сердце Парижа. Тем более на улице Бонапарта, – ответил сквозь зубы, чуть побледнев.
Кричавший выскочил из толпы и взмахом руки оборвал торжественную ленту. Это был один из серопиджачной троицы, замеченной Сергеем перед началом церемонии. Теперь он стоял лицом к лицу с художником. С ненавистью глядя на Белозёрова, процедил какие-то слова и замахнулся с явным желанием влепить пощёчину.
Но Долгов успел раньше.
С неожиданной быстротой он перехватил занесённую руку, рывком развернул обидчика к себе и сильным ударом в челюсть отправил на пол. Тот рухнул с болезненным воплем, однако, мигом вскочив на ноги, вновь замахнулся. И опять полетел на драгоценный паркет академического зала, получив на сей раз крепкий тычок основанием ладони в нос. Остался лежать со стоном.
«Ох, и больно же ему сейчас», – отстранённо подумал Сергей. Внутри всё клокотало. Сам он, внешне невозмутимый (только гатчинский шрам побелел), стоял со сложенными на груди руками, разрываясь между желанием пнуть нападавшего (за что, собственно, тот хотел дать оплеуху?) и пониманием, что делать этого не надо. Статус и миссия… Ну, невместно президенту русской академии бить француза у него в гостях, – не четырнадцатый же год. А так хочется…
– Не вмешивайтесь, Сергей Васильевич, – умоляюще произнёс ставший рядом Фалалеев, зорко поглядывая по сторонам. – Нельзя вам драться, уже не гусар, чай…
Краем глаза Сергей вдруг уловил некое движение. Сбоку набегали двое других мужчин из той же троицы. Судя по разгорячённым, свирепым лицам, – с тем же намерением, что и пострадавший товарищ. И Сергей понял, что драться всё же придётся.
Однако