синяк под глазом и расцарапанное предплечье. На Ире нет
видимых следов телесных повреждений – сноровка, столько
лет в психиатрии… Косолапов сегодня мягко распекал меня
за то, что я приняла поблядушку-алкоголичку всерьез и
поверила россказням о великой трагедии ее жизни (ее якобы
оставил возлюбленный). Это было неприятнее всего, потому
что он кругом прав. И, наконец, последний удар мне сегодня нанесла
б.В. По шестым числам ей приносят пенсию, значит, должны были
принести сегодня, и когда я потребовала у нее деньги, она
заявила с лукавой улыбкой, что их у нее нет. Соседка
слева подтвердила, что почтальон приходил. Я два часа
обыскивала всю квартиру, перевернула вверх дном бабкину
комнату – и ничего! Конечно, девяносто рублей – небольшая
сумма, но как я без них обойдусь этот месяц, не
представляю. Б.В. отчаялась достать меня своими обычными
методами, но нашла-таки способ вывести меня из себя. И
очень чувствительный! В конце концов, я заперлась в ванной и
расплакалась. Но что-то во мне явно изменилось: мне не
захотелось не только покончить счеты с жизнью, но даже и
бросить все и уехать на край света. Будем барахтаться."
Так вот откуда смятые десятки за обшивкой софы – я случайно наткнулась на тайник бабушки Вари, который тщетно искала Аля. Но как, интересно, туда попала Алина тетрадь? Кто ее туда положил? Скорее всего, сама прабабка. Но дневник кончался осенью 1985 года, причем тетрадь исписана была целиком, вплоть до последней страницы обложки. Совершенно очевидно было, что Аля собиралась вести его и дальше – так где же, в таком случае, его продолжение? После смерти Али родители привезли в Питер чемодан и коробку с ее вещами и тут же забросили их на полати – подальше от глаз. Собираясь повторить Алин путь, я в один из наездов в родительскую квартиру наведалась туда и раскрыла заветную коробку – и ничего, совершенно ничего интересного там не обнаружила, даже писем там никаких не было.
Прочитав первую часть Алиного дневника, я не сомневалась теперь, что существует и вторая – и, может, именно в этой второй части и лежит ключ к разгадке тайны ее гибели. Но в одном я уже не сомневалась: Аля была принципиальной противницей самоубийства – а она была не из тех, кто может поступиться принципами, и толкнуть ее на этот отчаянный поступок могло только что-то очень-очень серьезное, скорее даже чрезвычайное.
Конечно, душевнобольные кончают с собой гораздо чаще, чем психически здоровые люди, несмотря на все принципы – их душевную организацию, и без того хрупкую, очень легко сломать. Боюсь, мои родители в глубине души были убеждены, что Аля не выдержала напряжения – и свихнулась, а в состоянии даже временного умопомешатекльства до раскрытого окна только один шаг… Но, пока мне не докажут обратное, я не поверю, что моя сестра могла сойти с ума. Это было чисто инстинктивное убеждение – но я привыкла доверять своим инстинктам. Значит, до самоубийства ее должны были ДОВЕСТИ. И я собиралась найти того, кто это сделал.